Чаще всего нарушение моим героем дисциплины засекал угрюмый вохровец, который, едва стрелка на циферблате в проходной переваливала за девять часов пять минут, с каким-то садистическим восторгом, выхватывал у него из рук пропуск-удостоверение в коричневых с золотом “корочках”.
С этим типом связан был такой эпизод. В буфет, куда от служебной тоски неодолимо влекло сотрудников, уже с двенадцати часов дня выстраивалась очередь. Не раздражаясь медлительностью буфетчицы, люди вполголоса разговаривали. Не раз комсомольские рейды вылавливали нарушителей институтского установления, которые тратили на еду гораздо больше, чем положенные полчаса обеденного перерыва. Однако, традиция такого общения не затухала. Однажды, когда наш герой уже подходил к стойке, вперед него протиснулся, поздоровавшись, ненавистный вохровец, точно рассчитывал, что тот по-приятельски займет ему очередь. Инженер наш понял вдруг, что для охранника все работники, вовремя проходящие через турникет, не кажутся знакомыми, и лишь он, вечно наказуемый, запомнился вохре как свой человек. После этого случая моему рафинэ пришло в голову, что друзей у него в институте так и не появилось.
Начались августовские дожди, и, так как ливневки на институтской улице не было, к “ящику” мешали пройти бурлящие потоки коричневой воды. Лишь некоторые молодые парни преодолевали стихийное препятствие, перелетая через дорогу в два прыжка и, как казалось, не замочив ног за счет невероятной скорости. Однажды затоплена была не только вся мостовая, но и часть тротуара. Женщины-лаборантки простодушно снимали босоножки, а степенно шествующие с пузатыми портфелями научные сотрудники шли напрямик, ступая в воду в обуви и не замедлив шага.
Наш инженер, несшийся на всех парусах в надежде перепрыгнуть пенящуюся уличную реку, увидел вдруг дамочку с жалобным лицом, не сразу узнав свою гонительницу из отдела кадров, у которой после очередного опоздания получал он назад свой служебный пропуск, что сопровождалось нотациями. Она же готовила приказы о дисциплинарных взысканиях. В доли секунды пережив злорадство и досаду на себя за низкое чувство, он подскочил к этой с бородавчатым лбом женщине и, взяв под ручку, повел ее по кромке тротуара, так что она заскребла каблуками по бордюрному камню, а он, ступая по икры в воде, вдруг подхватил ее, как примадонну в балетной сцене, понес и переставил на сухой островок асфальта.
Наступила осень. Целыми днями моросил дождь, северный ветер измочалил ветки ясеней. За ночь осыпалось столько листьев, что асфальт во дворе стал невиден. Потом листья опали совсем и только грозди семян, мелких весел, собранных в метелки, болтались на поникших деревьях.
