Она снова замолчала, борясь со слезами и внимательно прислушиваясь к сочувственному гулу. Когда гул набрал силу, она снова заговорила, громко, но так спокойно, что Морилу и большинству присутствующих показалось, будто она говорит тихо. Они замолчали, внимая ее словам.
— Мы — дети Кленнена-менестреля: Брид, Морил и Дастгандлен Хандагнер. И мы делаем все, что в наших силах, чтобы продолжать выступления без него. Надеюсь, вы найдете время, чтобы нас послушать. Мы понимаем, что без Кленнена наше представление уже не будет прежним… но мы постараемся доставить вам удовольствие. Мы надеемся, что вы простите нам все наши недостатки, ради… ради памяти нашего отца.
За это ее наградили аплодисментами.
— Тогда клади свою шляпу, и мы вас послушаем! — крикнул кто-то.
Брид с мокрыми от слез щеками взяла шляпу, которую приготовила заранее, и бросила ее на землю. Несколько человек сразу же кинули монеты — из чистого сочувствия. Брид не могла не ощутить гордости. Она произвела немалое впечатление, ни разу не похваставшись — на самом деле она даже сделала противоположное, что, как она надеялась, должно было понравиться Дагнеру.
Хотя Дагнер слишком сильно нервничал, чтобы выказать одобрение, Брид поняла, что он не сердится, так как позволил ей говорить. Это означало дозволение ей самой решать, что именно они будут петь. И Брид постаралась расположить отрепетированные ими песни так, чтобы они произвели наибольшее впечатление. Она начала с песен, которые всем нравились.
У Морила на душе скребли кошки. Без низкого звучного голоса Кленнена их исполнение казалось ему жидким и непривычным, и им не хватало аккомпанемента Линайны на ручном органе. Морилу уже начало казаться, что им нечего предложить слушателям, кроме умелой игры на квиддере и пангорне.
Брид чувствовала примерно то же. Чтобы ободрить братьев, она объявила, что теперь они втроем сыграют «Семь маршей». Она была уверена в том, что эту вещь они могут исполнить хорошо. И оказалась права. Самым удачным был тот момент, когда Дагнер во время Четвертого марша неожиданно дал Брид сигнал играть тихо и на своей дискантовой квиддере сыграл в два раза быстрее мягкой теноровой партии квиддеры Морила. В этот момент братья переглянулись. Морил понимал, что никто из них не получает удовольствия от игры, но обоим уже отчаянно нужны были аплодисменты — и к тому же они с мрачным удовлетворением чувствовали, что демонстрируют подлинное мастерство. Они были вознаграждены громкими аплодисментами и дождиком монет, посыпавшихся в шляпу.
