Все, конечно, слышали. Вестник был знаменитым шпионом, которого графы Юга очень хотели бы поймать и казнить за передачу запрещенной информации и разжигание недовольства. Вот только пока это никому из них не удалось.
— За голову Вестника назначено уже две тысячи золотых, — объявил Кленнен. — Остается надеяться, что его захватят не в Уэйволде, иначе понадобится целый фургон, чтобы довезти Вознаграждение. — Это вызвало нерешительный смех. — А ураган, который был в прошлом месяце, унес крышу у барона Брэдбрука, не говоря уже о моем навесе.
К этому времени Линайна успела разобрать полоски бумаги с посланиями, которые просили передать жителям Дерента их друзья и родственники из других мест. Она начала вызывать адресатов:
— Здесь есть человек по имени Корен? У меня для него записка от его дяди из Пеннета.
К ней пробился краснолицый молодой человек, который почему-то смущенно признался, что умеет читать, и получил записку.
— А бабушка Бен здесь?
— Она больна, но я ей передам, — откликнулся кто-то.
Передача вестей продолжалась. Линайна вручала записки тем, кто умел читать, и зачитывала их тем, кто читать не умел. На площадь поспешно стекались люди, желавшие услышать новости. Вскоре собралась порядочная толпа. Все были в прекрасном настроении и пересказывали опоздавшим последние вести из Холанда.
Потом Кленнен объявил:
— А теперь я кладу свою шляпу вот здесь, на земле. Если вы хотите, чтобы мы вам еще и спели, сделайте нам одолжение — наполните ее серебром.
Алая шляпа, кружась, приземлилась на булыжник и стала ждать, пустая и нетерпеливая. Кленнен тоже ждал — и почти с таким же видом, И через секунду краснолицый Корен, благодарный за полученную записку, бросил в шляпу серебряную монетку. За ней последовала вторая, потом еще одна. Линайна, пристально наблюдавшая за шляпой, прошептала Брид, что, похоже, заработок будет хороший.
После этого представление началось по-настоящему. У Морила не осталось времени на посторонние мысли. Хотя он почти не пел, ему полагалось вести дискантовую партию, аккомпанируя сладкозвучной большой квиддере отца. Стараться приходилось изо всех сил. Пальцы у Морила начало покалывать, и он подался вперед и подул на них, не переставая играть. Кленнен, как и обещал собравшимся, исполнял для них старые любимые песни — баллады, серенады и смешные куплеты — и некоторые совершенно новые вещи. Многие из них были написаны им самим. Кленнен прекрасно писал песни. Некоторым Брид и Дагнер подпевали, некоторым — аккомпанировали на пангорне, барабане и третьей квиддере, а Линайна все время играла на ручном органе. Она играла хорошо — ведь ее учителем был Кленнен, — но немного механически, словно ее мысли были где-то далеко. А Морил старался изо всех сил, его левая рука скользила по длинному инкрустированному грифу, а правая ударяла по струнам так, что даже кончики пальцев покраснели.
