— Двуличный лицемер! — возмущенно говорила Брид. — Он просто пытается нас унизить!
— От тебя не убудет, — отзывалась Линайна своим суховатым тоном.
Это заставляло Брид возмущаться еще сильнее. Становилось заметно, что Линайна поведение Киалана одобряет. Нет, она не говорила ничего в его защиту. Но и не противодействовала ему ни словом, ни делом, хотя могла бы. А когда Киалан порвал в лесу свою добротную куртку, Линайна заштопала ее.
Получив починенную одежку, Киалан выказал больше удивления, чем благодарности.
— Э-э… спасибо, — промямлил он. — Не стоило беспокоиться.
Лицо его было пунцовым, но он скорчил надменную мину, словно насмехался над проявленной заботой.
— От меня он такого никогда не дождется! — пообещала Брид. — По мне, так пусть хоть в лохмотьях разгуливает!
На следующий день повозка въехала в ту часть Южного Дейла, которая принадлежала к землям Маркинда. В Маркинде они никогда не давали представлений.
Олоб неспешно тащил повозку то вверх, то вниз по склонам невысоких холмов, а неприязнь Брид к Киалану меж тем достигла предела. Отчасти виноват в том был Кленнен, который никогда не мог устоять перед соблазном выступить перед новой публикой. Вот он и принялся объяснять Киалану, почему он всегда старается быстро проехать через Маркинд, не дав представления.
— Видишь ли, я увез отсюда Линайну, — сказал он. Из самого центра Маркинда, из замка самого лорда. Правда, Линайна?
— Правда, — подтвердила Линайна, которая становилась еще более бесстрастной, чем обычно, всякий раз, когда Кленнен рассказывал эту историю.
— Она была помолвлена с сыном лорда. Как же его звали? А, Пеннен! И он был юным глупцом и мямлей, — вспоминал Кленнен. — Меня пригласили выступить на помолвке: я уже успел прославиться, и меня частенько звали на такие празднества, скажу я тебе. Ну, и как только я вошел в замок и увидел Линайну, так понял, что она создана для меня. А этот идиот Феннер ее совершенно не достоин. Ведь так его звали, правда, Ления?
— Его звали Ганнер, — ответила Линайна.
— О да! — подхватил Кленнен. — Помню, он мне чем-то напомнил гуся. Наверное, из-за тощей шеи и круглых глазок. Как бы то ни было, я рассудил, что в привлекательности ему со мной не тягаться, а разобраться с юным господином Селезнем можно и потом. И я сосредоточился на Линайне. Я запел — я никогда не пел лучше, ни до того дня, ни потом, — и Линайна не могла оторвать от меня глаз. Ну, тут я ее не виню, ведь, скажу без ложной скромности, в те дни я был мужчина видный, да и одаренный к тому же, а вот Гусенок — нет. И я в песне спросил Линайну, не выйдет ли она за меня вместо этого Крякена, а когда я подошел, чтобы взять вознаграждение за выступление, она сказала «да». И тогда я занялся им.
