Впервые за много-много лет со сцены прозвучали «Свит литтл сикстин», «Свит литтл рок-н-роллер», «Рил ит ал», «Блю сайд шуз» и т.п Иногда, вероятно для того, чтобы дать людям отдохнуть от этого для некоторых слишком быстрого грохота, мальчики неожиданным образом пускались в такие авантюры, как «Бринг ит он хоум ту ми» или «Онли зе лонли».
Все это звучало несколько фантастично. Барабаны Губермана были просто чудесны. Бас Файнштейна был на высоте, как всегда Гребенщиков пел не хуже, если не лучше, чем всегда. А Гаккель! О, этот выдающийся ленинградский рок-виолончелист, впервые публично использовавший свой странный и загадочный механизм, название которого он отказался сообщить напрочь, но который преобразовывал звук его челлы в нечто, сравнимое лишь со скрежетом ножа по сковородке, пропущенным через синтезатор. Будучи включенным, этот прибор забивал всё, кроме барабанов, и приводил в недоумение людей, танцевавших в зале быстрые и медленные фокстроты.
В перерыве музыканты спустились в буфет и воздали должное советскому шампанскому, красной рыбе и жигулевскому пиву.
Из разговоров между членами группы выяснилось, что этой игре не предшествовала ни одна (!) репетиция, что все это страшная лажа, и что во втором отделении они будут играть «Твистин зе найт авэй» в соль-мажоре, и что, оказывается, несколько членов группы эту песню не слышали вообще. Майк ругался (по поводу того, что на такой маленькой сцене не разбегаться и не распрыгаться). А Файнштейн сетовал на отсутствие крепких напитков.
Во втором отделении играли «Гет иг он» («Т.Рекс»), упомянутую «Твистинг зе найт авэй» (Стюарт), «Мозговые рыбаки» и «Мужской блюз» («Аквариум») и многое-многое другое. Майк спел интересный и весьма странный вариант «Драйв май кар» и «Посторонись, Бетховен», который оказался несколько хуже. Но венцом всего была, пожалуй, «Джин Джини» (Боуи), где Борис и Майк соединили, наконец, свои вокалы в жутком рефрене, и в которой прозвучали длинные гитарные и виолончельные соло.
Все музыканты, за исключением, естественно, Губермана, бегали, прыгали, веселились, как могли, и, судя по всему, получали большее удовольствие, чем те люди, которым пришлось выслушивать все это безобразие. Я долго ждал, не начнется ли битье гитар и разламывание барабанов и пианино, но, увы, этого не произошло. Наверное, нашим музыкантам все-таки чужды эти проявления «их нравов».
Кончился сейшн 15-минутным блюзом с прекрасным фоно, на котором играл неведомо откуда взявшийся Михаил Воробьев.
