Он вышел из трамвая на «Горьковской» и пошел неторопливо по улице Куйбышева в сторону Невки. Вокруг по-прежнему было пустынно, под ногами приятно скрипел снег, но в голове уже появилась ясность, в душе - бодрость, вырисовывались уже планы на сегодняшний день - короткий и прекрасный зимний питерский день.
Майк жил теперь на Волоколамской улице в комнате, принадлежащей его жене Наташе. Комната была шикарная - длинная, узкая, на последнем этаже огромного старого дома, в классической коммунальной квартире. Становым хребтом квартиры служил длинный прямой коридор, начинавшийся от входной двери и упиравшийся в кухню, которая служила жильцам этого удивительного места в зависимости от обстоятельств то гостиной, то холлом, залом заседаний, распивочной, столовой, детской площадкой, предбанником, прачечной, складом… Да что говорить - большинство горожан прекрасно представляют себе все возможности и функциональные особенности коммунальной кухни. Комнаты располагались по правую, если смотреть из кухни, сторону коридора, а левая сторона сияла окнами, из которых открывался чудный вид на железное неровное поле крыш, уходящее до горизонта. Там и сям из бугристой поверхности торчали трубы котельных и заводов, которые непрестанно дымили, коптили и распространяли гарь и зловоние. Но индустриальные запахи не досаждали жильцам квартиры N - они были блокированы кондитерской фабрикой, которая стояла прямо рядом с их домом, и в коридоре, на лестнице, в окрестных дворах преобладал устойчивый, сразу узнаваемый и пробуждающий ностальгические чувства по ушедшему детству, по семейным тихим праздникам и ноябрьским демонстрациям, запах какао и ванили.
Майк сразу поладил с соседями. Надо сказать, что в принципе, жители коммуналок делятся на две категории - пьющие и непьющие. И редко случается, что они живут одним лагерем - чаще это обособленные группировки, пребывающие постоянно в состоянии холодной или горячей (тут уж как повезет) войны. В квартире N холод отношений был смягчен, а пожар притушен с появлением в ней Майка. Непьющих аборигенов очаровала его интеллигентность, здравомыслие и порядочность, а пьющая часть общества тоже видела в нем своего братка, поскольку к нему сразу же начали ходить гости с характерно позвякивающими сумками.
Он возвращался домой рано утром - смена заканчивалась в восемь. На трамвае до Лиговки, минуя Московский вокзал, выходил на Разъезжей и углублялся в переулки, в проходные дворы, шел мимо красивого когда-то дома с каменными головами лошадей на фасаде (теперь здесь находилась живодерня), входил в темную днем и ночью подворотню, направо - в узкий, изломанный подъезд, и в крохотном неуютном лифте, по счастью работающем, поднимался к себе на седьмой этаж.
