Каждый день, рано утром, молодой человек отправлялся в самые бедные кварталы и, отыскивая несчастных, предпринимал попытки облегчить их страдания.
— Я ухожу, — сказала Матильда.
Она обняла сестру.
— Ах! — прошептала она ей в ухо: — Ты, по крайней мере, сумела создать себе новую жизнь.
— Кто же мешает тебе сделать то же?
— У меня не хватит мужества! Когда-нибудь. Кто знает? Но теперь горе отнимает у меня даже способность мыслить!
Мария еще раз обняла сестру, затем возвратилась к Марсиалю.
— Ну, друг мой, — сказала она, — каково было это утро?
— Судите сами, маркиза, вот список несчастных, которых я посетил.
Говоря это, он подал Марии записную книжку, которую она внимательно просмотрела. Иногда у нее вырывались восклицания:
— Бедная женщина! Вдова и шестеро детей! Надо пристроить детей. Увечье на работе. Такие люди заслуживают нашего внимания. Да.
И так при каждом имени, проходившем у нее перед глазами, Мария роняла какое-нибудь замечание, свидетельствующее о ее неистощимой доброте и чувстве справедливости.
Закончив чтение записей и дав несколько наставлений Марсиалю, она стала расспрашивать о его занятиях, бросая одобрительные реплики. Наконец она встала, давая понять, что пора проститься.
Но Марсиаль, казалось, не решался уйти. Она заметила, что лицо его покрылось румянцем.
— Вы хотите мне что-нибудь сказать, друг мой? — спросила маркиза.
— Да. Я не смею.
— Почему же? Разве я не друг вам? Вы, может быть, хотите мне признаться в чем-нибудь?
— Может быть.
Лицо Марии слегка омрачилось.
— Признаться или покаяться? — спросила она.
— Покаяться? Что вы хотите сказать?
— Разве я не говорила вам, что хочу заменить для вас вашу умершую мать? Ей вы сказали бы все, даже о своих проступках. Такого же доверия требую от вас и я.
— Но, клянусь вам!
— Полноте! Не дрожите так. Увы! Я, к несчастью, слишком хорошо знаю человеческое сердце. Бывают такие страсти, которые оставляют в душе след, который ничто не в состоянии вытравить. Может быть, вы снова случайно увидели эту женщину, эту Изабеллу?
— О, маркиза! Умоляю вас, не произносите этого имени! Особенно в эту минуту! Вы не знаете, какую боль вы мне причиняете!
— Простите меня!
— Да, я был виновен! Да, эта презренная владела моим сердцем, всем моим существом, заглушила во мне всякое чувство добра и чести, но теперь все это прошло, как дурной сон, я иду по прямому пути, высоко подняв голову, с чистым сердцем! Нет, не говорите мне об этой женщине! Или я буду думать, что моя мать еще не простила меня.
