И снова меч киммерийца поднялся и опустился, подобно топору палача, прямо на основание щетинистой шеи. С отвратительным хряском лопнула толстая шкура, хрустнули кости, диковинным фонтаном взлетели кровавые ошметки. Последний визг оборвался... и вместе с ним оборвалась жизнь свирепого зверя. Кабан судорожно дернулся и затих.
Конан внимательно осмотрел лезвие - не остались ли зазубрины и щербины? - а затем, не теряя времени, отер благородный металл о кабанью щетину. Для доброго оружия влажные джунгли столь же неблагоприятная среда, как и море. Конечно, двуручник не был единственным оружием в арсенале Конана, но что ни говори, а именно длинному мечу киммериец отдавал предпочтение. Здесь, в джунглях, ржавчина подстерегала на каждом шагу. Она могла изуродовать лезвие столь же стремительно, сколь быстро рассправляется крокодил с нежным тельцем ребенка.
Только удовлетворившись состоянием клинка, киммериец позволил себе подняться и удостоить вниманием людей, что стояли неподалеку. По головным уборам и татуировке, по воинственной и настороженной повадке, по позам и поднятым копьям Конан тотчас же понял, что перед ним воины племени бамула. Он рассудил, что лучше с самого начала продемонстрировать свои миролюбивые намерения, прежде чем эти копья полетят в него.
Конан вложил меч в ножны и скрестил на груди могучие руки:
- Я Конан-киммериец. Я пришел сюда с миром. Этот кабан - мой дар вам.
Большинство наконечников копий и почти все щиты приспустились. Похоже, бамула поняли его. Весь вопрос лишь в том, поверят ли они ему. Конан счел, что пиратская песнь - песнь, которую он выучил на борту , - будет достаточным аргументом в его пользу. Команда состояла из представителей добрых двух десятков различных племен Черного Побережья. Общий язык, которым пользовались на борту, состоял из слов, принадлежащих каждому из этих двадцати племен с примесью шемитского и даже стигийского.
Прежде чем Конан снова заговорил, женщина вырвалась из рук самого высокого бамула и кинулась к киммерийцу. При этом один из воинов бамула метнул копье. Тотчас же меч Конана вылетел из ножен. Скорость движения меча была подобна скорости мысли.
Копье упало на землю, не причинив женщине никакого вреда. Точнее, это было уже не копье, а две его половины. На ум запросто могло прийти сравнение с мясником, аккуратно строгающим ломоть мяса. Женщина бросилась Конану в ноги. Она всхлипывала и одновременно что-то бормотала. Лопотала она слишком быстро, так что Конан понимал одно слово из пяти. Впрочем, даже этого киммерийцу хватило, чтобы понять: она умоляет его о защите. Ясно было также, что воинам бамула вряд ли понравится, если чужак возьмет эту женщину под свое покровительство.
