— Ну-ка стой, ма шер! Ты мне не говорила — какие такие монахи?
— Да так, — уклончиво ответила Глаша, отряхивая подол, будто не замечая зажегшихся любопытством глаз Наташи. — По делам приехали.
— Чего это они у вас в Мухоморах потеряли? — прищурилась горничная.
— Ничего интересного. Дедушка хочет часовенку нашу подновить, а то развалилась совсем.
— Понятненько, — кивнула Наташа.
Но Глафира покосилась на нее с подозрением — что ей понятно? Поверила объяснению, или до усадьбы Перининых уже дошли нехорошие слухи?
— А сильно старые монахи-то?
— Один старый, с бородой. На лесовика похож, только без шерсти в ушах. А второй молодой, без бороды.
— Да-а? — протянула Наташа. — Симпатишный?
— Не знаю. Я их еще не успела разглядеть, — сказала Глаша и нахмурилась.
— Толстый, поди, как бочка, — решила горничная.
— Ну все, некогда мне. Прощай!
— Счастливо, — помахала ей Наташа. — Смотри, поосторожней там, в овраг опять не свались.
— Постараюсь!
Овраг Глафира миновала благополучно. Только на опушке наступила ужу на хвост.
Еще на крыльце, взбежав по скрипучим ступенькам и взявшись за дверную ручку, Глафира обнаружила, что дедушка уже вышел из своего задумчивого окаменения. И даже более того — принялся изображать из себя бога Перуна, меча во все стороны гром и молнии, отчего в окошках дрожали и дребезжали стекла, а в поленнице чуть дрова не подпрыгивали. Удивленная столь разительной переменой, внучка неслышно проскользнула в сени и подкралась к приоткрытой двери.
В щелку открывался отличный обзор на печку. По глянцу изразцов метались тени, невозмутимый Василий, бессовестно устроившийся на шестке между горшков и сковородок, подобрав лапки и прикрывшись пушистым хвостом, водил глазами, как ходики маятником: туда-сюда, туда-сюда.
— Скажите на милость! — вскричал Иван Петрович, шагая взад-вперед по горнице и в нервном возбуждении размахивая руками. — Вы разберетесь? Вы разрешите все вопросы? Да что вы говорите! Неужели? Как, скажите на милость?! Нет, ничего не говорите! Слышать ничего не хочу!
— Но позвольте… — попытался возразить старый монах.
— Не позволю! И не просите! — отрезал Иван Петрович. — У нас тут люди пропадают, грабят средь бела дня — а вы про обман зрения толкуете! Про безграмотное и суеверное население! Не такие мы тут уж темные, чтоб с перепою черти мерещились! — Иван Петрович схватил с подоконника первую попавшуюся под руку книжку — Глашин любимый томик Анны Радклиф — и потряс им перед носом Серафима Степановича:
