"Разве сперма принадлежит вам?"
"А кому она принадлежит?" — не понял офицер.
"Наверное, тем, кто сдавал ее на хранение. Ее ведь нельзя просто забрать. Там охрана. Нужны документы. И там должны быть разные подписи и печати. Даже копии копий должны быть заверены".
"Нет, ты только смотри. Даже копии копий! — обрадовался офицер Стуун. — И, весело постучав зубами, крикнул: — Копии ему заверенные! Подписи и документы разные! Эй, Мохов, тащи долбанного в контору! Будешь по ушам бить!"
5.
В третий раз вместо Станции Алди попал в некое местечко, отгороженное от Остального мира глухим становым хребтом. Густая холодная тень всегда падала на травянистую поляну, окаймленную редкими кустами, всегда почему-то желтыми. В массивном доме, сложенном из угловатых, неотесанных камней, в многочисленных залах, комнатах, переходах и тупиках обитало множество людей. Сколько — точно никто не знал. Запомнить всех не было возможности.
Заправляла колонией мать Хайке.
Горбатая, ходила, загребая сухой ногой, по утрам подолгу расчесывала перед мутным зеркалом пепельные длинные волосы и все толковала про русалку по имени Иоланда. Про испортившиеся нравы, растрепанные нервы и про то, что у Иоланды трещинка на верхней обветренной губе. Будто бы русалка ленива. Будто бы валяется в камышах в специальной переливающейся серебряной сети, и никому нельзя к ней подходить. Будет плохо.
Мать Хайке непременно отыскивала глазами Алди: "Не делай этого".
Нынешние обитатели пришли в ущелье отовсюду. Некоторые издалека и по разным причинам. А уйти не могли по одной — памяти не хватало, не помнили, как попали в такое уединенное место. Некоторые, правда, указывали на сосенку, склонявшуюся с чудовищной высоты крутого обрыва: вот вроде спускались от нее, даже царапины остались на скальном склоне.
Но говорили без уверенности.
А как оказались наверху? Да кто же помнит!
Особенно настаивал на беспамятстве шестипалый брат Зиберт.
Наверное, хотел что-то скрыть. Зато со многими делился заветной мечтой: попасть в Экополис и выступить на Большом Совете. У брата Зиберта не было зубов, а понятных слов — еще меньше. Шесть пальцев на каждой руке и ноге придавали ему некоторую убедительность. Но край, откуда он был родом, славился и семью, и даже восемью пальцами на руках. Удобно брать в ладонь сыпучее. "Как малый Гекатонхейр".
То, что брат Зиберт считал словами, были просто звуки. От вечного напряжения слезились глаза, но ему непременно хотелось обратить внимание жителей Экополиса на то, что все люди на земле — братья. Одно время он так называл зверей, но на болоте его укусила змея. Если не ценить братских отношений, хотел сказать брат Зиберт на Большом Совете, непременно придет конец света. Он изучил все тайные входы и выходы в Экополис, все ловушки и западни. Он готов был привести жителям Экополиса целых шесть неопровержимых доводов в пользу близкого конца света. Пять известны всем, а шестой брат Зиберт держал в тайне. Падение морали, эпидемии, отсутствие высоких целей, жадность и узость интересов, все такое прочее — в глубине души даже мать Хайке была уверена в том, что брат Зиберт выступит убедительно.
