«Порочная кровь», – шептал Самуил во сне, его глаза были еще закрыты. Слова, сходившие с его уст, были почти неосознанны, и это повергло его в тревогу; чтобы слова вырывались таким образом, нужно, чтобы они были внушены. Он не видел света Всемогущего, как это бывало с ним раньше. Конечно, ему приснился сон. Но нет, он не видел света. Во сне одно дерево поднималось ввысь к серому небу, а другое, молодое, зеленеющее дерево – к светлому. Видение славы и обещание жизни под небесным сводом Всемогущего. Корни одного дерева разрастались, а корни старого становились корявыми и черными. Самуил открыл глаза и застонал. Старое дерево являлось символом порочной крови. Самуил глубоко вздохнул, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания. Он понял свой сон и свои первые слова пробуждения. Его ожидало огромное испытание. Нужно было вырвать с корнем старое дерево. Между тем это он, Самуил, посадил его. Это дерево было домом Саула. Сын Киса Вениамитянина стал царем с благословения Самуила.
К тому же сон был несвоевременен. В этот самый час Саул боролся против амаликитян, и Самуил не получил из Вифлеема еще ни одной новости о сражении, развернувшемся на юге.
Он осторожно потянулся под одеялом из овечьей шерсти, чтобы избежать судорог. Тусклый проблеск в отверстии на верхушке шатра и просочившийся сквозь щель холодный воздух, наполнивший помещение свежестью, сообщили ему о том, что пришел рассвет.
В античном городе Вифлееме в месяц пейсах было холодно. Он повернулся к своей жене Мириам и увидел только длинный полог под шерстяным одеялом цвета сырой земли. Она покинула их дом в Рама, чтобы сопровождать его в ежегодном путешествии, поскольку не могла жить без него. Пророк приподнялся, опершись на локоть. Раб спал у ног Мириам, свернувшись клубком под своим одеялом. До Самуила доносились голоса, приглушенные двойной толщиной шатра. Он сел, взял посох, стоявший рядом с кроватью, с трудом встал на ноги и влез в сандалии. Шорох соломы и движение воздуха разбудили Мириам.
– Это только рассвет. Ты не поешь? – спросила она.
Он, не отвечая, приподнял полог и вышел. Холмы, равнины Иудеи зеленели под серым небом, молодые колосья и огороды, и фруктовые сады рядом с городом. Вблизи заросли миндальных деревьев с лепестками, ослабленными порывами ветра, дрожали под шквалом снега, источая горьковатый запах.
– Твой плащ, – окликнула его Мириам из шатра. Он схватил свою одежду и оделся, не оборачиваясь.
