– Чем меньше вы донесете его образ, тем лучше, – заметил Хэмфрис.
– Насколько я понимаю, сеньор Фортнум человек простой – не очень мудрый или думающий, и вот он стоит перед угрозой насильственной смерти. Быть может, он прежде о смерти даже и не помышлял. В таком положении человек либо поддается страху, либо мужает как личность. Возьмите случай с сеньором Фортнумом. Он женат на молодой женщине, ожидает ребенка…
– У нас нет времени писать на этот сюжет роман, – сказал доктор Пларр.
– Когда я с ним познакомился, он был слегка пьян. Мне было не по себе в его обществе, пока я не обнаружил у него под маской веселья глубокую тоску.
– А вы недалеки от истины, – удивился доктор Пларр.
– Я думаю, он пил по той же причине, по какой я пишу, – чтобы не так страдать от душевного уныния. Он сразу мне признался, что влюблен.
– Влюблен в шестьдесят лет! – воскликнул Хэмфрис. – Пора бы ему быть выше подобных глупостей.
– Я вот их еще не преодолел, – сказал доктор Сааведра. – А если бы преодолел, то не смог бы больше писать. Половой инстинкт и инстинкт творческий живут и умирают вместе. Некоторые люди, доктор Хэмфрис, сохраняют молодость дольше, чем вы можете судить по своему опыту.
– Ему просто хотелось всегда иметь под рукой проститутку. Вы это называете любовью?
– Давайте вернемся к письму… – предложил доктор Пларр.
– А что вы называете любовью, доктор Хэмфрис? Свадьбу по расчету в испанском духе? Многодетное семейство? Позвольте вам сказать, что я и сам когда-то любил проститутку. Такая женщина может обладать большим великодушием, чем почтенная матрона из Буэнос-Айреса. Как поэту мне больше помогла одна проститутка, чем все критики, вместе взятые… или преподаватели литературы.
– Я думал, вы не поэт, а прозаик.
– По-испански «поэт» не только тот, кто пишет рифмами.
– Письмо! – прервал доктор Пларр. – Попытаемся закончить письмо прежде, чем мы покончим с лососиной.
– Дайте спокойно подумать… Вступительная фраза – ключ ко всему остальному. Надо найти верный тон, даже верный ритм. Верный ритм так же важен в прозе, как верный размер в стихотворении. Лососина отличная. Можно попросить еще бокал вина?
– Если напишете письмо, пейте хоть целую бутылку.
– Сколько шума из-за Чарли Фортнума, – сказал доктор Хэмфрис. Он доел свою лососину, допил вино, теперь ему больше нечего было бояться. – Знаете, возможна и другая причина его исчезновения: он не хочет стать отцом чужого ребенка.
– Я предпочел бы начать письмо с описания личности жертвы, – объявил доктор Сааведра, помахивая шариковой ручкой; кусочек лососины прилип к его верхней губе. – Но почему-то образ сеньора Фортнума от меня ускользает. Приходится вычеркивать чуть не каждое слово. В романе я бы мог создать его образ несколькими штрихами. Мне мешает то, что речь идет о живом человеке. Это подрезает мне крылья. Стоит написать фразу, как я чувствую, будто сам Фортнум хватает меня за руку и говорит: «Но я ведь совсем не такой».
