Из истории Евразии | страница 29



Первая фаза этногенеза, как правило, не создает оригинального искусства. Перед молодым этносом стоит так много неотложных задач, что силы его находят применение в войне, организации социального строя и развитии хозяйства, искусство же обычно заимствуется у соседей или у предков, носителей былой культуры распавшегося этноса.

И вот что тут важно. Предметы бытовые, оружие и продукты можно получать или заимствовать от кого угодно, потому эти вещи нужны и никак не влияют на психику. А без предметов искусства вроде бы и можно обойтись, но ценны они лишь тоща, когда нравятся без предвзятости. Ведь без искренности невозможно ни творчество, ни восприятие, а искренняя симпатия к чужому (ибо своего еще нет) искусству лежит в глубинах народной души, в этнопсихологическом складе, определяющем комплементарность, положительную или отрицательную.

Хунны в эпоху своего величия имели возможности выбора. На востоке лежал ханьский Китай, на западе – остатки разбитых скифов (саков) и победоносные сарматы. Кого же было надо полюбить, повторяю – искренне и бескорыстно?

Раскопки царского погребения в Ноин-уле, где лежал прах Учжулю-шаньюя, скончавшегося в 13 г. н.э., показали, что для тела хунны предпочитали китайские и бактрийские ткани, ханьские зеркала, просо и белый рис, а для души – предметы скифского звериного стиля, несмотря на то, что скифы на западе были истреблены свирепыми сарматами[51], а на востоке побеждены и прогнаны на юг, в Иран и Индию[52].

Итак, погибший этнос скифов оставил искусство, которое пережило своих создателей и активно повлияло на своих губителей – юечжей и соседей – хуннов. Описывать шедевры звериного стиля здесь незачем, так как это уже сделано, причем на очень высоком уровне[53]. Нам важнее отметить то, на что раньше не было обращено должного внимания: на соотношение мертвого искусства с этнической историей Срединной Азии. Хотя искусство хуннов и юечжей (согдов) восходит к одним и тем же образцам, оно отнюдь не идентично. Это свидетельствует о продолжительном самостоятельном развитии. Живая струя единой «андроновской» культуры II тыс. до н.э. разделилась на несколько ручьев и не соединилась никогда[54]. Больше того, когда степь после засухи VIII-V вв. до н.э. снова стала обильной и многолюдной, хунны и согды вступили в борьбу за пастбища и за власть. В 165 г. до н.э. хунны победили в Азии, а после того, как они были разбиты сяньбийцами и вынуждены бежать в низовья Волги в 155 г. н.э., они там победили сарматское племя аланов, «истомив их бесконечной войной»