Хозяин плота включил магнитофон, и снова зазвучала странная музыка. Мы подняли крышку террариума, осторожно вынули белого тигра – когда мы прикоснулись к нему, он даже не вздрогнул – и взвалили его на плечи. Муравьи и без террариума оказались довольно тяжелыми. Мы медленно перебрались вместе с муравьями по шаткому мостику и начали подниматься по дорожке к фонарю, который горел наверху, за забором. Старик шел впереди с магнитофоном, откуда лилась волнующая прекрасная мелодия. Когда мы ступили на асфальт, я захотел переложить тигра на другое плечо, но сделал это неудачно – загнутый хвост отломился и упал на землю. Я знал, что хвост для сеанса нам не нужен, но все-таки попросил археолога остановиться и поднял хвост из муравьев с асфальта. Увидев это, старик взял у меня хвост и сунул его в пакет. Когда мимо нас проезжала машина с горящими фарами, которая явно направлялась в ближайший кемпинг, нам с тигром на плечах пришлось вжаться в кусты, росшие вдоль дороги. Шум автомобильного мотора на миг заглушил музыку, и я почувствовал, что тигриное тело начинает трепыхаться и течь вниз по моей спине, но, к счастью, это продолжалось лишь долю секунды, и муравьи снова стали тигром. Мы добрались до кемпинга и прошли вдоль его забора; за забором рядами стояли темные автомобили с немецкими и голландскими номерами, за ними у костра сидела группа мужчин и женщин. Старик привел нас на газон, который простирался перед низкими строениями, принадлежавшими, видимо, какой-то секции по спортивной гребле.
Там мы медленно опустили тигра на землю. Он все же выскользнул из наших рук и боком упал на траву; нам пришлось взяться за него и перевернуть в нужное положение. Потом старик приложил к тигру отломившийся хвост. Теперь зверь неподвижно лежал в бледном свете фонаря, стоявшего возле дорожки. Хозяин плота остался рядом с тигром, а мы вернулись за Сильвией. На катере были больничные носилки; на них мы перенесли спящую девушку и положили ее возле тигра. Старик вынул из сумки пивную поллитровую кружку, пластмассовое ситечко и столовую ложку. Он поставил кружку на траву, положил на нее ситечко и ложкой начал осторожно вынимать зеленый тигриный глаз. Тигр заволновался, но не распался. Мне было неприятно: казалось, будто племянник Гуссерля ослепляет настоящее животное. Когда глаз был вынут, старик взял его большим и указательным пальцами, оглядел со всех сторон, соскреб краем ложки оставшихся белых муравьев и положил глаз в ситечко. То же самое он проделал с другим глазом. Мы сели на землю и, затаив дыхание, наблюдали, как из ситечка на дно кружки падают зеленые капельки; они падали все чаще, а потом слились в зеленые ручейки. Спустя десять минут, когда кружка была полна на треть, зеленый поток ослабел. Старик поднял кружку, посмотрел ее на свет – кружка засияла, как большой изумруд, – внимательно изучая содержимое. Из ситечка падали последние тяжелые капли. Потом племянник философа вернул зеленые глаза обратно в пустые глазницы в тигриной голове и снял ситечко. Он склонился над Сильвией, осторожно приподнял ей голову и приложил кружку к ее губам. Сильвия жадно пила с закрытыми глазами. Мы стояли молча, тигр подрагивал, из магнитофона неслись высокие звонкие звуки. Через минуту девушка открыла глаза. Она изумленно смотрела на газон, на белого тигра под фонарем, на высокие тополя и силуэт Вышеграда за рекой. Возможно, ей казалось, что она очутилась в новом сне, но археолог взял ее за руку и сказал:
