— И адрес, — пискнула она. — На парадном входе должен быть номер двести двадцать один. А, и В, и, судя по всему, С должны находиться на дверях, выходящих на лестничные площадки.
Паркер помотал головой и зашагал прочь.
— Но я права, — сказала Катриона его спине.
Хотя они жили — вместе! во грехе! скандально! — в Сомерсете, в доме, который Эдвин унаследовал от своего имевшего сомнительную репутацию отца, в последнее время они больше времени проводили в лондонском съемном жилище, славной маленькой квартирке в Блумзбери, которую Катриона официально называла своим домом, чтобы у ее отца не приключилось сердечного приступа, ибо так он мог верить, что она проживает отдельно от Эдвина. В этот вечер, поставив на граммофон "Шепот" Пола Уайтмена, они обсуждали сегодняшний день за танцем, время от времени роняя стесняющие их предметы одежды.
— Старине Борегарду не о чем беспокоиться, Котенок, — сказал Эдвин ей на ушко. — На протяжении цепочки Холмс — Ватсон — Дойл — Жиллетт — Бэрримор исчезло все, что можно было счесть правдой или намеком на правду.
— В сценарии фильма не фигурируют члены "Диогена"?
Крепко поддерживая ее одной рукой за поясницу, Эдвин запрокинул ее назад. Ей часто казалось, что она вот-вот потеряет равновесие, но Эдвин всегда успевал вовремя поднять ее.
— Нет.
Они поцеловались. Песня закончилась. Они устроились на диване.
Позднее, обложившись турецкими диванными подушками, затягиваясь сигаретой в длинном мундштуке, в наброшенном на плечи кимоно, она снова вспомнила о задании.
— Наверняка после всех этих лет никому больше нет дела до проклятых планов Брюса — Партингтона.
Эдвин лениво рассмеялся. Он уже задремывал, тогда как она все больше просыпалась. Он утверждал, что наверстывает сон, упущенный за четыре года непрерывной пальбы.
— Таков закон, крошка. Секретность. Если бы все всё знали, началась бы массовая паника.
Она обдумала это.
— Тьма[45] слишком для многих стала привычкой, Эдвин.
— Ты зажжешь свет, Котенок. Ты у нас маяк.
Он погладил ее ногу. Она подумала, не ткнуть ли его горящей сигаретой.
— Негодяй, — фыркнула она.
Эдвин сел, бессознательно провел пальцами по своим (Джона Бэрримора) усам и приготовился слушать.
— Старые секреты, дорогой, — сказала она. — Их слишком много. А поверх них громоздятся новые.
— Нам просто нужно побездельничать еще несколько дней среди киношников, — ответил он, взяв ее за руку. — Потом, обещаю, мы найдем какое-нибудь славное дело с привидениями, жутко стенающую призрачную монахиню или замкового призрака в бряцающих цепях. Мы найдем этому объяснение при помощи сияющего света науки и разума. Мало-помалу мы изгоним тьму с этих островов.
