Она победоносно оглядела подруг, будто ожидая что они скажут: «Ну, и бойкая эта Любочка… Даже столичного гостя забьет и загонит в угол».
— Глубокая мысль, — возразил я, улыбнувшись, — опасная вещь; у края ее всегда голова кружится… Многие сваливались и ломали себе на дне голову.
— Что вы хотите этим сказать? — подхватила сиреневая барышня. — Вы думаете, это особенно тонко, да? Успокойтесь, не удивили… Садитесь, единица!
Большинство подруг сиреневой барышни засмеялись… Я пожал плечами, встал и побрел в другую комнату. Меня догнала голубенькая барышня и миролюбиво сказала:
— Вы на них не обижайтесь. Они дуры… Ломаются, ломаются, а зачем — и сами не знают. Это их Степан Захарыч испортил. Они все ему подражают…
— Однако, — подумал я, — этот человек успел уже создать свою школу,
— Вот он, представьте себе, — сказала голубая барышня, — интересный человек…
— Кто?
— Да Степан же Захарыч… В нем есть что-то такое… Вы знаете, его многие ненавидят, но все боятся… Да вот он сам. Видите — он всегда приходить позже… Хотите, я вас познакомлю?
Заинтересованный, я поспешил навстречу этому неразгаданному, удивительному человеку, который покорил весь Змиев.
Стеша Козелков узнал меня сразу, но встретил серьезно, с большим достоинством.
— Ну, здравствуйте, здравствуйте… — солидно пробасил он. — Как у вас там, в Петербурге?
— Да Что ж у нас… Переглядыванием занимаемся.
Он поднял брови:
— То-есть?..
— Да так: Петербург с надеждой поглядывает на провинцию, а провинция на Петербург. Так и переглядываемся.
— Серо! — веско сказал Козелков.
— Что-о?
— Серо!
— Что — серо?
— Сказано серо. Неостроумно.
— Браво, Степан Захарыч, — сказал фельдшер. — Он не даст змиевцев в обиду.
— Да, — подхватил кто-то. — Этот не ударит лицом в грязь!
Я смущенно глядел на Козелкова, а он расправил бороду и спросил:
— Женаты?
— Нет.
— Почему?
— Да знаете, как сказал один древний мудрец: не женишься — будешь жить, как человек, а умрешь, как собака; женишься — проживешь, как собака, зато умрешь, как человек… Вот я еще и не остановил выбора ни на одном из этих способов смерти.
Козелков выслушал меня с некоторым оттенком превосходства и, подумав, сказал критически:
— Серо!
— Да… Уж вы с ним не спорьте, — сказал хозяин дома, беря меня за талию. — На него угодить трудненько. Заклюет! Пойдемте лучше выпьем водки… Степан Захарыч! Рюмочку водки, а?
— Водка? — поморщился Стеша. — Серо!
— Ну, уж вы скептик известный… Раскритикуете все так, что живого места не останется.
