Брат Люсьен не стал говорить с Сигрид, а объяснил отцу Генриху, что необходимо сделать. Нужно отрезать все больное, отнять руку, иначе зараза скоро доберется до сердца. Если бы речь шла о ком-то из братьев, то надо было бы лишь позвать брата Гильберта с большим топором, но ведь так нельзя поступить с благодетельницей братии госпожой Сигрид?
Отец Генрих согласился с этим. Он должен попытаться как можно более доходчиво объяснить суть дела госпоже Сигрид, но сделает это позже — именно сейчас у него были и другие дела. Тогда брат Люсьен упрекнул его, осторожно и, пожалуй, впервые, ведь времени было мало и речь шла о жизни и смерти.
И все равно отец Генрих медлил, ибо к монастырю направлялась госпожа Кристина с вооруженным отрядом.
Кристина подъехала к Варнхему верхом, во главе своих дружинников, словно она была хевдингом, мужчиной. На ней были богатые одежды, а на голове — королевская корона.
Отец Генрих и пять ближайших к нему братьев встретили ее перед воротами монастыря, которые они демонстративно приказали закрыть за собой.
Кристина не стала спешиваться, так как она предпочитала говорить с монахами сверху вниз. Речь ее звучала угрожающе, когда она сообщила, что по крайней мере одна из построек должна быть снесена, а именно скрипторий отца Генриха — этот дом каким-то образом оказался лишним на той земле, которая по праву принадлежала ей.
Кристина очень хорошо знала, куда направить удар. Ее целью было прежде всего заставить отца Генриха потерять терпение и контроль над собой, и теперь ей удалось по крайней мере первое. Большую часть своего времени отец Генрих проводил среди книг в скрипторий. Это были самые светлые минуты его жизни в северной темноте и варварстве, а сам скрипторий стал почти его собственным.
Он сухо объяснил, что не намерен сносить дом.
Кристина ответила на это, что если скрипторий не будет разрушен через неделю, то она вернется, но не только с дружинниками, а еще и с рабами, которые под кнутами дружинников быстро сделают эту работу и, возможно, будут при этом не так осторожны, как братья, если они захотят исполнить ее приказание сами. Монахам остается лишь выбирать.
Отец Генрих, рассердившись и едва сдерживаясь, ответил ей, что тогда он уедет из Варнхема и обратится к Святому Отцу в Риме с просьбой о том, чтобы тот отлучил от церкви женщину и ее мужа, если он с ней заодно, которые осмелились поднять руку на слуг Божьих на земле и Его Священную Римскую церковь. Разве она не понимает, что рискует навлечь вечное проклятие на себя и на Эрика сына Эдварда?
