— После свадьбы мистер Квинтин, возможно, захочет, чтобы вы перешли в спальню в начале коридора. — Глаза экономки были хитрыми и изучающими, словно она хотела усмотреть реакцию Мадлен на скрытый в ее замечании намек.
Не клюнув на приманку, Мадлен спросила:
— Не будете ли вы так добры приказать приготовить для меня ванну? И мне понадобится служанка, чтобы помочь переодеться.
Плотно сжав губы, экономка натянуто присела.
— Очень хорошо, госпожа Дево.
Она выплыла из комнаты, оставив Мадлен ждать служанку, которая поможет ей сбросить дорожную одежду. Корсет впивался ей в ребра, а тонкое батистовое белье, казалось, плавилось на ее коже.
Позже, лежа в ванне, Мадлен пересматривала свои первые впечатления о Блэкхорн-Хилле. Она чувствовала огромную тяжесть на сердце. Несмотря на все великолепие имения, в нем ощущалось какое-то бездушие. Комнаты на первом этаже были уставлены роскошной мебелью в стиле барокко. Ковры, канделябры, обои — все в доме было высшего европейского качества. Оформление было тщательно спланировано, как если бы это сделала женская рука, каждая комната была обставлена так, чтобы гармонировать с другими и удовлетворить человека с претензией на хороший вкус, человека, который любит щеголять своим богатством.
Быть может, это покойная Анна Карузерс подбирала здесь и тона, и севрский фарфор, и шеффилдское серебро — все, чтобы доставить удовольствие Роберту Блэкхорну? Тогда почему нет и следа женского тепла в этом величественном старинном доме? Каждая комната была тщательно вымыта и прибрана, и тем не менее в них не ощущалось никакого личностного оттенка, который бы говорил, что люди здесь живут, смеются и любят. Стены были увешаны старинными фамильными портретами, на самом последнем из которых был изображен Роберт, молодой офицер в начале кампании против Франции в 1757 году. Но не было ни одного портрета маленького Квинтина и таинственной Анны. Почему?
Услышав стук копыт по подъездной дорожке, Мадлен догадалась, что приехал Квинтин. Холодок ожидания и еще чего-то непонятного пробежал по ее влажной коже, несмотря на жару. Она быстро поднялась из ванны и начала вытираться полотенцем, ощущая странную ранимость в своей наготе.
Квинтин вошел в прохладу холла и направился к большому шкафу в столовой, где Делфина, главная повариха, всегда держала большой кувшин, наполненный резким холодным элем. Голова его раскалывалась от чрезмерного количества бренди, выпитого вчера вечером, и долгая поездка верхом на лошади явно не способствовала облегчению этой боли. Налив полную кружку пенящейся золотистой жидкости, он несколькими большими глотками выпил все, затем вытер рот тыльной стороной ладони и глубоко вздохнул.
