2.
… Плещется голубая под сияющим летним солнцем вода о борт пристани, плавно поднимаются и опускаются на гладких волнах радужные круги нефти. Свежий ветерок треплет красный вымпел на мачте деревянной баржи, пришвартованной к пристани. Кружат над рекой чайки, камнем падают в воду…
Взмокшие от пота грузчики «шабашат». Утомленные, взволнованные ладной, спорой работой, они вповалку лежат в тени ящиков с кладью, жуют огурцы с хлебом, лениво, но весело переговариваются.
… Раз у тетеньки Глафиры я спал,
На пуховой на кроватке лежал…
запевает кто-то тенорком, и сразу, вразброд, нестройно, но лихо подхватывают несколько голосов задорную песню.
… Захотелось мне водицы испить
— Стал у тетеньки тихонько просить…
Ириков лежит у крайнего ящика и прислушивается к песне. Он без рубашки, его дочерна загорелое тело по пояс — в тени, ноги в широких парусиновых штанах — на солнце. Ему всего восемнадцать лет, и он радостно, всем существом своим ощущает свою молодость. Радостное чувство усиливается еще и от того, что он знает, что осенью его ждет институт, ученье, студенческая жизнь…
… Стала тетенька мне воду давать,
Ненароком прилегла на кровать…
неслась песня с присвистом и уханьями.
— Матросик, а, матросик!… — вдруг прокричал кто-то над лежащим Ириковым.
Он привстал. Прямо над ним, против солнца, стояла девочка лет 11-12, худенькая, в легком коротком платьице. Оттого, что она стояла против солнца, виден был лишь ее силуэт и светлые, как сияние, блики на спутанных волосах, густых и непокорных.
— Чего тебе? — лениво осведомился Ириков.
Девочка перешагнула через его ноги и сразу, облитая солнцем, сверкнула милой улыбкой и серыми веселыми глазками. Прикрыв подолом заголившиеся колени, она протянула худенькую загорелую руку и коротко предложила:
— Матросик, купи камушки…
И разжала грязный кулачок. На маленькой потной ладони оказалась грудка разноцветных речных камешков.
— А зачем они мне? — удивился Ириков.
— А это камушки не простые… Это камушки, что счастье приносят. Купишь?
Она чуть нахмурила ровные, как цепочки, брови, и в глазах ее, прямо устремленных на Ирикова, промелькнула какая-то наивная, детская хитреца.
— Куплю, — улыбнулся Ириков и звякнул мелочью в кармане. — Сколько хочешь?
— Сто тысяч! — выкрикнула девочка и вдруг, вскочив, закружилась, раскинув руки и приговаривая:
— Не продам… не продам… не продам…
И так, кружась, исчезла за мешками с солью.
Студентом последнего курса Ириков приехал на каникулы в родной город Смоленск. Вечером, хорошим летним вечером он стоял в очереди за билетом в кино. Было воскресенье. Народу было много, и когда девушка, стоявшая перед ним, подошла к кассе, то кассирша вдруг объявила, что билетов больше нет и захлопнула окошечко.
