До магазина было не более трех минут быстрой ходьбы, плюс три минуты на покупку и три минуты обратной дороги - итого девять. Девять было любимое число Макса. Он родился девятого января 1959 года. На тот момент, когда он вышел из подъезда своего дома в районе бостонской Ривьеры и направился вглубь микрорайона, ему было тридцать восемь лет и девять месяцев.
Когда через день газеты сообщили о его исчезновении и поместили на второй странице фотографию, хозяин магазина, где Макс спрашивал в то утро кофе, наполовину вспомнил его. Вспомнил именно на ту половину, которая была на черно-белом снимке. Да и как он мог бы забыть странного покупателя, который говорил с ним на испанском почти без акцента? Сообщение о том, что одетый в потустороннего цвета штормовку разыскиваемый иммигрант из России, поразило хозяина. Он бы скорее поверил, что покупатель был марсианин. Все русские говорили только на одном иностранном языке, даже в магазин ходили прилично одетые - в джинсах и кожаных куртках или в плащах с короткими рукавами и широкими плечами на китовом усе. Хозяин магазина сначала сомневался, а потом все же позвонил в полицию, и оттуда прислали молодого полицейского с большим отрывным блокнотом. Хозяин магазина сказал, что видел пропавшего в первый и последний раз в жизни в семь часов утра 9 сентября.
- Почему же ты уверен, что видел его в последний раз? - спросил полицейский, на что мексиканский продавец ответил пожатием плеч.
А с пропавшим произошло вот что. Выйдя из магазина, он ощутил приступ тоски по несложившейся семейной жизни и тут же, не откладывая в долгий ящик, пошел искать телефон. Вскоре он уже звонил бывшей жене Олесе.
Макс проехал несколько ривьерских кварталов и вошел в их прежний кисловатый, пахнущий чужими детьми и прачечной, подъезд. Нужно было на восьмой, но туда лифт не доходил. "Вероятно, этот этаж достраивали уже после запуска лифта", - подумал Макс.
Их дверь стояла полуприкрытой, из знакомой солнечной щели высовывал нос плюшевый тапок с пампонкой. Олеси в квартире не было, но на плите что-то готовилось.
Макс Гольф медленно подошел к перилам и посмотрел вниз, в длинный калейдоскоп лестничных виражей. Через пролет стояла она, его общительная жена, в своем ярком сарафане и, тоже склоняясь через перила, громко перекрикивалась с кем-то этажом или двумя ниже.
- Мама варит борщ, - отвечал соседский мальчик уксусным баритоном.
- При чем здесь борщ? Я спрашиваю, как ее нога? - переспрашивала Олеся нижестоящего.
