На другой день пришли отпраздновать возвращение Балтазара и появление новой родственницы Инес-Антония, сестра Балтазара, и муж ее, оказывается, звать его Алваро-Дього. Они привели сыновей, одному четыре года, другому два, вырастить удастся только старшего, не пройдет и трех месяцев, как меньшого унесет оспа. Но Бог, или кто иной там на небе, что ведает сроками жизней, с величайшей справедливостью блюдет равновесие между богатыми и бедными и в случае необходимости даже из королевской семьи берет тех, кого положит на чашу весов, и вот доказательство, в возмещение смерти этого ребенка умрет инфант дон Педро, когда доживет до того же возраста, и поскольку во исполнение Божьей воли причиною смерти может быть все что угодно, то наследник португальской короны умрет оттого, что его отнимут от груди, такое случается лишь с инфантами, они хрупки здоровьем, ведь сын Инес-Антонии в том же возрасте уже ел и хлеб, и все, что дадут. Поскольку счет равный, до похорон Господу дела нет, а потому в Мафре просто-напросто похоронили ангелочка, случай нередкий, но в Лиссабоне не могли ограничиться этим, там похороны были воистину пышные, гробик инфанта вынесли из его покоев государственные советники, сзади следовала вся знать, шел и сам король, и братья его, и король шел, может статься, из отцовской скорби, но еще, и это существеннее, потому, что покойный был наследник трона, этикет обязывает, они вышли во двор часовни, все в шляпах, а когда гроб возложили на катафалк, чтобы препроводить дальше, король-отец снял шляпу и, постояв с непокрытой головой, снова надел шляпу и вернулся во дворец, такова бесчеловечность этикета. Инфант сиротливо продолжал путь к церкви Сан-Висенте-ди-Фора в сопровождении блестящей свиты, но без отца и матери, впереди шествовал кардинал, за ним жезлоносцы верхами, придворные сановники и титулованные особы, затем шли священники и певчие, но каноников не было, каноники ждали тело в церкви с горящими факелами в руках, а сзади выстроились в две шеренги гвардейцы во главе со своими офицерами, вот и появился гроб, накрытый богатейшею ярко-алой тканью, и такою же тканью убран катафалк, за гробом идет старый герцог ди Кадавал, ибо он главный мажордом королевы, и если у королевы сердце матери, она сейчас, наверное, оплакивает своего сына, а маркиз дас Минас, ее главный стремянный, тоже идет за гробом, как говорится, о любви пролитые слезы глаголят, а не титулы тех, кто служит монархине, и все эти покровы, а также сбруи и попоны мулов останутся клиру, таков старинный обычай, а за пользование мулами, также принадлежащими упомянутому клиру, было уплачено двенадцать тысяч реалов, что ж, такса как такса, дивиться нечему, мулы обходятся дороже людей, хотя и среди людей найдутся мулы, и наемные, и все сие, вместе взятое, говорит о пышности, важности события и торжественности, на улицах, по которым движется траурный кортеж, стоят рядами солдаты и монахи всех орденов без исключения, не говоря уж о нищенствующих, каковые суть хозяева дома, где упокоится ребенок, умерший оттого, что отняли его от груди, и нищенствующие монахи вполне заслуживают сей привилегии, как заслужили монастырь, что будет строиться в Мафре, где меньше года назад похоронили ребеночка, имя которого осталось неизвестным, но за этим гробиком шла вся семья, и отец с матерью, и дед с бабкою, и дядюшка с тетушкой, и прочая родня, когда инфант дон Педро узнает в раю обо всем этом, он очень огорчится.
