Такой поворот разговора привел Макса в замешательство. На мгновение у него даже закружилась голова, будто он внезапно оказался на краю пропасти. Вероятно, в каком-то смысле так оно и было. Он всегда знал, что рано или поздно подобная беседа состоится, и страшился того, к чему она может привести. Руди обожал спорить, но свои сомнения и аргументы он никогда не доводил до логического конца. Он мог заявить, что «все это полная ерунда», однако не давал себе труда подумать, как такое заявление характеризует их отца. Отец боялся ночи, как боится океана человек, не умеющий плавать. Максу нужно было, чтобы вампиры оказались реальностью, чтобы они существовали. В противном случае пришлось бы признать, что отец находится — и всегда находился — во власти безумных фантазий, а это слишком ужасно.
Все еще раздумывая, как ответить брату, Макс обратил внимание на уголок рамки, торчащий из-под кресла. Рамка упала лицом вниз, но он отлично знал, что увидит, перевернув ее: коричневый фотографический снимок матери. Она позировала в библиотеке их амстердамского дома. Из-под белой шляпы с широкими полями рассыпались воздушные черные кудри. Одна рука в перчатке поднята в загадочном жесте — мама будто помахивает в воздухе невидимой сигаретой. Ее губы слегка приоткрыты, она что-то говорит. Макс часто пытался представить себе ее слова. Ему хотелось думать, что где-то за кадром стоит он, четырехлетний малыш, и серьезно смотрит на мать снизу вверх. Он даже предполагал, что мать подняла руку, прося сына не подходить к ней, пока фотограф делает снимок. Если так, то она навечно запечатлена с его именем на устах.
Он поднял рамку за угол, и из нее звонко посыпалось на пол битое стекло. Стеклянная пластинка треснула в самом центре. Макс стал вынимать застрявшие под краем рамки осколки и откладывать их в сторону, стараясь не оцарапать блестящий снимок. Он потянул широкий клин стекла, плотно сидящий в верхнем правом углу рамки; вместе со стеклом выскользнул и уголок фотографии. Отложив стекло, Макс взялся за уголок, чтобы вставить его на место… и нахмурился: не двоится ли у него в глазах. Кажется, под снимком матери скрывается еще одна фотография. Он вытащил первый снимок и непонимающе уставился на второй, ранее никогда им не виденный. Ледяная немота сковала его грудь, подобралась к горлу. Макс оглянулся и с облегчением увидел, что Руди все еще возится возле дивана, увязывая колышки обратно в бархат и что-то напевая себе под нос.
