Кэрролл ежегодно ездил на церемонию вручения Всемирной премии фэнтези и на несколько других представительных мероприятий. Конвенты представляли собой ту часть его работы, которая еще не вызывала отвращения: там Кэрролл встречался с друзьями. В глубине души он все еще любил ужастики, и конвенты порой будили в нем приятные воспоминания.
Например, на одном из таких сборищ он наткнулся на первое издание «Я люблю Гейлсбург в весеннее время».[9] Много лет он не видел и не вспоминал про «Гейлсбург», но стоило перевернуть несколько коричневых хрупких страниц, восхитительно пахнущих пылью и чердаком, как на Кэрролла головокружительным потоком обрушились воспоминания. Впервые он прочитал эти рассказы в тринадцать лет, а потом две недели не мог прийти в себя. Читал он на крыше, куда залезал через окно своей комнаты: только там он не слышал непрестанных ссор родителей. Он вспомнил шершавую на ощупь кровельную плитку — раскалившись на солнце, она источала запах резины; вспомнил далекое жужжание газонокосилки; а главное — вспомнил ту блаженную зачарованность, с какой читал о невозможном десятицентовике с Вудро Вильсоном.[10]
Кэрролл позвонил в муниципальную службу Пекипси, и его соединили с отделом кадров.
— Кубрю? Арнольд Кубрю? Его уволили шесть месяцев назад, — сообщил мужчина с высоким сиплым голосом — Вы знаете, как трудно вылететь с муниципальной работы? Я про такое давненько не слышал. Кубрю скрывал свое уголовное прошлое.
— Нет, меня интересует не Арнольд, а Питер Кубрю. Арнольд, наверное, его брат. Он такой толстый, весь в татуировках?
— Ничего подобного. Худой. Жилистый. Однорукий. Сказал, что левую руку ему оторвало прессом.
— Да? — неуверенно протянул Кэрролл, чувствуя, что этот странный Арнольд вполне мог быть родственником Питера. — А что за проблемы у него возникли?
— Он нарушил запретительный приказ.
— О! — воскликнул Кэрролл. — Супружеские разногласия?
Он сочувствовал всем мужчинам, пострадавшим от рук адвокатов бывших жен.
— Если бы, — ответил сиплый кадровик. — Ему запретили приближаться к собственной матери. Как вам такое, а?
— А вы не знаете, не родственник ли он Питеру Кубрю и как мне с ним связаться?
— Приятель, я ему не нянька. Все, вопросов больше нет?
Вопросов больше не было.
Кэрролл дозвонился до справочной, разузнал телефоны всех Кубрю в Пекипси и близлежащих районах, но никто из тех, с кем он сумел поговорить, не признался в родственных отношениях с Питером. В конце концов Кэрролл сдался. В раздражении он стал прибираться в кабинете, без разбора бросая в урну бумаги и переставляя стопки книг с одного места на другое. У него кончились идеи. Кончилось терпение.
