— Дело в том, что шкипер болен: его совсем извела лихорадка, — оправдывался Шелдон. — Вдобавок, к несчастью, он еще лишился штурмана, на которого обыкновенно возлагаются все эти заботы. Это случилось в Уги, там, где убили моего торгового агента Оскара. А чернокожие, как вы знаете, — плохие матросы.
Джен призадумалась, а он воспользовался минутой, пока она взвешивала его веские доводы, и попросил у нее вторично коробку консервов: не то, чтобы у него особенно разыгрался аппетит, нет, но ему просто хотелось лишний раз взглянуть на эти тонкие, крепкие пальчики, лишенные всяких украшений, и на выглядывавшую из-под рукава полную женскую ручку.
При виде этих потемневших от загара пальчиков, его внезапно, как луч света, осенила мысль. Да, это так! Теперь он разгадал немудреную тайну ее привлекательного характера. Эти пальчики все ему рассказали. Ясно, почему он так часто попадался впросак.
До сих пор он смотрел на нее, как на женщину, но она далеко еще не сформировалась. Она все еще девочка, и притом девочка с мальчишескими наклонностями. Эти обожженные солнцем пальчики любят делать все то, за что обыкновенно хватаются молодые ребята, увлекающиеся всяким спортом, всякими занятиями, требующими сильного мускульного напряжения. Она отличается смелостью, но смелость эта не выходит из ограниченных пределов чисто ребяческого пристрастия к приключениям, ружьям, револьверам, Баден-Пауэлям и непринужденного, чисто товарищеского общения со всеми встречными, не разбирая пола.
По мере того как он вглядывался теперь все глубже и глубже в эти милые черты, на него снисходило то блаженное настроение, которое он испытывал в детстве у себя на родине, когда, бывало, слушал в церкви пение детского хора. Она напоминала ему этих мальчиков-певчих, голоса которых не отличишь от женских. Чисто женские свойства характера еще не развернулись в ней. Это объясняется ее воспитанием. Матери у нее не было. Ее окружали такие люди, как Фон, ее отец и туземные слуги. Она росла на полной свободе, в грубой обстановке малокультурной жизни на отдаленных островах. Ее игрушками были не куклы, а ружья, лошади, и не картонные, а настоящие. И забавлялась она не в четырех стенах, а под открытым небом. Вот почему, как она и признавалась ему, пансион был для нее чем-то вроде тюрьмы, а ученье — наказанием. Тюрьма эта отрывала ее от диких скачек, от морских прогулок там, у себя на родине, на островах. Мальчишеское воспитание и мальчишеские привычки и кругозор! Вот чем объясняются эти частые вспышки и мятежные выходки против всяких условных приличий. Когда-нибудь в ней проснется женское чувство, но пока оно еще дремлет.
