Сильвия.
— Те, кто вас интересовал, миледи, — ответил Биллингер, как его научили.
На самом деле на миледи из известного фильма в исполнении Милен Демонжо[26] куда больше походила другая Сильвия, преобразившаяся в Дайяну. Только она была темноволосой.
Новиков, избавившись от депрессии, пребывал в постоянной легкой эйфории и с нетерпением ждал, когда две сиамские кошки встретятся лицом к лицу. Это сулило новые и интересные впечатления.
— Во-первых, это я, — с достоинством произнес Шульгин и представился: — Ричард Мэллони, эсквайр, родной племянник известного вам сэра Говарда.
На Сильвию это впечатления, судя по мимике, не произвело, не фигура, мол.
«Так чего же ты так засуетилась, милейшая? — подумал Сашка. — За пару часов налет подготовила на яхту никчемного человечка…»
— И я, — шагнул вперед Берестин, выглядевший, как в свои лучшие лейтенантские годы. Конечно, соответствующая эпохе одежда его тоже не украшала. В кителе с ремнем и портупеей, умело подшитых галифе и заказных сапогах он смотрелся бы гораздо интереснее. Зато хватало исходящих от него воли и характера.
Новиков ничего не сказал, с вялым любопытством пресыщенного туриста переводя взгляд с хозяйки на интерьер холла и обратно. Руки он держал в карманах брюк. Совсем невоспитанно, но как бы с намеком, что имеет для этого основания.
Лицо хозяйки дома напряглось. Элементарно может на опережение и пальнуть из своего блок-универсала. Поскольку уже впала в некоторую панику.
И тут, в лучших традициях драматических театров, из-за спины мужчин выступила Сильвия-Дайяна, сбросившая свою маскировку.
Это было красиво.
Одета была вторая Сильвия тоже в соответствующее эпохе дорожное платье, но это как-то не воспринималось. Ей хоть туника, хоть телогрейка — без особой разницы. Она была царственна, и этим все сказано.
— Верховная… Это вы, Верховная? — пролепетала Сильвия вмиг ставшим непослушным языком. Опыта у нее было маловато в сравнении с любой из своих старших аналогов. Ни мировых войн, ни революций она не пережила, то есть фактически, являясь аггрианкой со всем набором способностей и возможностей, она одновременно была женщиной этих спокойных, застойных, выражаясь языком далеких будущих, времен. И не могла быть иной, поскольку нечего здесь делать суперэмансипированной даме конца ХХ века. Разве что пираткой стать или аморальной владычицей какого-нибудь варварского княжества.
— А кто же? Я рада, что вы хотя бы не забыли мой облик, должность и полномочия. А теперь ведите…
