Лицо Марии оживилось. В этот момент она была близка и понятна Карло, ничего материнского в ней не было, она говорила с ним как с равным.
— Трудно представить, — сказал он, — каково быть на твоем месте, когда все знают тебя.
— На самом деле они не знают меня. Они знают лишь мой образ. Может быть, им нравится, как я работаю. Очень приятно, когда люди подходят и говорят тебе об этом. Хотя, — с сардонической улыбкой добавила она, — последние несколько дней было бы лучше, если бы меня не знали совсем. Вот так обстоят дела.
Карло помедлил; она казалась достаточно спокойной — наверное, с ней можно было разговаривать на эту тему.
— К тебе больше не подходят, чтобы выразить симпатию?
— Некоторые подходят. На Эй-би-си поступает много телеграмм, в которых люди пишут о своей поддержке, многие женские организации хотели бы, чтобы я выступила, правда, их больше интересует проблема в целом, а не я лично. — Она помолчала. — Может быть, это и поможет мне.
Карло увидел, что отец снова погружен в свои собственные мысли. Ему захотелось коснуться Марии рукой.
— Как ты себя чувствуешь? Мне действительно очень хотелось увидеть тебя.
Ее улыбка была искренней, в ней сквозила признательность.
— Теперь нормально. Большую часть времени я провожу, размышляя над этим. — Ее голос стал спокойнее. — Странное ощущение, Карло. Так старалась держать ситуацию под контролем, и все же это произошло. И все кажется, что это было не со мной. Но это случилось, и с этим мне жить до конца моих дней.
Неожиданно Карло почувствовал одиночество женщины, говорившей теперь только с ним.
— Я помогу тебе, — сказал он. — Сделаю все, что смогу.
Краем глаза Карло видел отца, устремившего взгляд на свечу, взгляд рассеянный и непостижимый. А мать смотрела ему в глаза внимательно и пристально.
— Лучшее, что ты можешь сделать для меня, — проговорила она, — продолжать жить своей жизнью. Я всегда так жила, и мне будет легче от сознания, что и ты такой же. — Она коснулась его запястья. — Твой отец и я — мы оба очень способные люди.
Ее пальцы были легкие и теплые. Как это хорошо, подумал Карло, когда мать прикасается к тебе.
— О'кей, — отозвался он наконец. — Я ему теперь об этом все уши прожужжу.
Ее нежная ладонь крепко охватила его запястье — пожатие говорило красноречивее всяких слов.
— Вот это было бы славно, — мягко вымолвила она.
Так странно видеть их вместе, думал Пэйджит. Так же странно, как в тот момент, когда увидел их впервые: женщину, с которой был знаком, но которую не знал, и ее двухдневного сына.
