— Ренсом говорил, как он достал кассету? — наконец спросил он.
— Он купил ее. — Мария уловила раздражение в собственном голосе. — У дочери доктора Стайнгардта. Ей нужны были деньги.
— Доктор Стайнгардт?
— Психотерапевт. Он умер.
— Но разве на этот счет нет правил? В случае, когда речь идет о пациентах психиатров, есть особые положения.
Мария снова пожала плечами.
— И Лаура Чейз, и Стайнгардт мертвы. Кто остался? Лишь дочь Стайнгардта и… — И Ренсом, хотела она сказать.
— С вами все в порядке?
— Да. — Она поймала себя на том, что провела кончиками пальцев по глазам. — Просто я смотрела на него в тот момент.
— На кого?
— На Ренсома. Когда он умирал, он очень пристально смотрел на меня.
— До этого мы дойдем, — сказал Монк. — В свое время.
Она услышала тихий, тише его голоса, шелест магнитофона.
— Давайте сейчас. Я устала.
— К этому надо подойти.
Она открыла глаза:
— Можно воды?
— Конечно.
Он встал, вышел, вернулся с пластмассовой чашкой холодной воды. Катушки магнитофона продолжали крутиться. Монк прислонился к стене.
— Вы упоминали телефонные разговоры — он звонил вам на работу, вы звонили ему из дома. До интервью были еще разговоры?
— Он звонил еще раз. Сказал, где и когда сможет со мной увидеться.
— Он выбрал Сан-Франциско?
— Да.
— Для вас это удобно?
— Нет.
— Почему же вы поехали?
Мария покраснела.
— Он обещал, что даст мне прослушать кассету, — наконец проговорила она. — Если я приду одна.
Глаза Монка едва заметно расширились.
— И этого было достаточно, чтобы вы согласились?
Попивая воду маленькими глотками, она подбирала слова для ответа.
— Что касается памяти Джеймса Кольта или гибели Лауры Чейз, то я не собиралась выступать в роли разоблачителя. Меня интересовала этическая сторона вопроса. Как можно покупать и продавать интимнейшие секреты, те, которые люди никогда и ни за что не раскрыли бы постороннему!
— Ну и что, как вы полагали, из этого могло получиться?
— Я думала, что он не будет использовать кассету. — Мария помедлила. — Но ведь я — журналист. Ренсом говорил мне, что правда важнее врачебной тайны и всяких нежностей, что она нужна и мертвым, и живым.
— И вы согласились с этим?
— Нет. — Она рассматривала сломанный ноготь. — Но разве можно было не встретиться с ним?
— Он объяснил, почему связался именно с вами?
— Да.
— И почему же?
Она почувствовала, что тело ее окаменело.
— Он сказал, что любит смотреть меня по телевизору. И что «предмет» заинтересует меня.
— Он разъяснил, что имеет в виду?
