— Лаура взяла меня под свою опеку.
— В каком смысле? — поколебавшись, спросила Терри.
— В любом. — Линдси смотрела мимо нее. — У нее был великолепный дом в Вест-Голливуд-Хиллз, почти сказочной роскоши — мне кажется, его специально сделали таким, чтобы он походил на дом одной из героинь Лауры. Зато Лаура не походила там на себя. Наряд и косметику — долой, от прически одно воспоминание — и вот перед вами обычная домохозяйка! И было похоже, что у себя дома, в отсутствии мужчин, Лаура ощущала облегчение.
«Я всегда мечтала о сестре, — призналась она мне, — и вот теперь она у меня есть. Спасибо Уильяму Индже и студии „XX век-Фокс“».
Не успела я опомниться, как уже чувствовала себя как дома. Она дала мне что-то переодеться, мы сели за столик рядом с бассейном, пощипывали салат, смотрели на солнечный закат. Лаура во всех подробностях рассказывала мне о своем детстве. Выпивки — ни капли, у обеих только чай со льдом.
Линдси Колдуэлл снова помолчала.
— Забавно, — проговорила она наконец. — Лауре нужен был чистый экран, чтобы в любой момент проецировать на нем свои мысли и чувства. Она и использовала меня для этой цели. Но, заботясь обо мне, никогда не порицала, не то что мой отец. С того момента, с того вечера я добровольно и без раздумий приняла это отношение ко мне. Я рассказала Лауре о том, о чем никогда никому не говорила.
Прошло уже двадцать лет, подумала Терри, а в ее словах по-прежнему тоска о потерянном друге.
— Потом, — ровным голосом произнесла Линдси, — Лаура зажгла свечи на столе и рассказала, как ее насиловал отец — насиловал несколько раз, до тех пор, пока она не потеряла сознание.
Терри замерла, уставившись на нее неподвижным взглядом.
— Все это было мне понятно, — продолжала рассказчица. — Даже тогда. То, что сделал с ней отец, ужасно потрясло ее, ни один подросток не обошелся бы так с ней, это навсегда изменило ее мироощущение. Ее низвели до твари, мужчины казались ей исчадиями ада, единственное чувство, закрепившееся от этого в ее сознании, — страх перед болью. Который потом она испытывала снова и снова, не понимая даже — почему. Когда она закончила рассказ, я плакала.
Колдуэлл задумалась.
— Впечатление было такое, что мне жалко Лауру, — тихо вымолвила она. — Но на самом деле… Я просто впервые стала понимать себя. А Лаура, конечно, подумала, что я плачу из-за нее. Встала, подошла ко мне. — Она сделала паузу. — Целовала меня, а я не решалась ее оттолкнуть, не хотела обидеть. Потом мы пошли в дом, Лаура несла свечи.
