Автомобиль остановился перед шлагбаумом. Эрнесто опустил окно, впервые провел своей магнитной карточкой перед считывающим устройством — и шлагбаум поднялся. Дежурный охранник поздоровался с ними и улыбнулся. Девочка смотрела на него со своего сиденья. Охранник помахал рукой у окошка, но девочка не ответила. Мариана тоже опустила свое стекло и вдохнула полной грудью, словно это был лучший воздух в мире. Он был не таким сладким, как два года назад, когда она впервые появилась в Лос-Альтосе. Тогда они заезжали через другие ворота, для посетителей. И стояла весна, а не осень, как сегодня. И прежде чем их пропустили, у нее записали номер документа. И еще продержали больше пятнадцати минут, потому что никак не могли найти того, кто мог бы разрешить им заехать. В тот день они ехали на асадо[4] к одному из клиентов Эрнесто. Ее муж оказал тому большую услугу, помог заключить сделку, которая иначе бы не состоялась. Оказать такую услугу — все равно что ссудить деньгами, считал Эрнесто. Особенно если в результате твой должник заработал кучу денег. Тогда они и решили, что именно в Лос-Альтосе хотят жить, когда у них появятся дети. И сейчас дети у них есть. Двое, правда, они хотели одного, но надо было или брать двоих, или опять ждать. А у Марианы уже не осталось сил на новые ожидания. С тех пор как судья отдал им детей, прошло чуть больше месяца, и ее ожидания закончились. Они уже готовы были купить ребенка в Чако,[5] им рассказывали об одной акушерке, которая может это устроить. Но, к счастью, у Эрнесто появился еще один клиент, и тот был знаком с нужным судьей, так что дело пошло на лад.
Машина медленно катилась по аллее вокруг площадки для гольфа. Улицы в Лос-Альтосе были красно-желтого цвета. Ни одна картина самого лучшего художника в мире не может сравниться с тем, что они видят сейчас в окне, подумала Мариана. Красные ликвидамбары, желтые гингко билоба, красновато-коричневые каменные дубы. Рядом с девочкой в своем креслице спал Педро. Девочка почувствовала, что из-за открытого окна стало холодновато, и получше укутала малыша в одеяльце. Она поджала под себя ноги и натянула на них свою новую юбку. В окно она увидела табличку с надписью «Осторожно, дети. Скорость не выше двадцати километров в час», но ничего не поняла, потому что не умела читать.
Мариана отвлеклась от пейзажа за окном и посмотрела на детей в зеркало заднего вида, притворившись, будто поправляет прическу, потом задумалась о том, какими будут отношения между братом и сестрой, которых едва знала. Имя мальчику они с Эрнесто придумали давно, еще когда были женихом и невестой. Девочку звали Рамона. Мариана не могла себе представить, чтобы кто-то в наши дни так назвал ребенка. Рамоной могли именовать что угодно, только не девочку. За годы, пока она лечилась, а затем ждала, ей в голову приходило множество вариантов: Камилла, Виктория, София, Дельфина, Валентина, даже Инес — так звали ее бабушку по отцовской линии. Но у девочки уже было собственное имя. И судья не позволил его менять. Поэтому Мариана придумала, что будет звать девочку Роминой, не спрашивая ни у кого разрешения, словно это вариант произношения Рамоны, и не более того. К счастью, девочка не смогла назвать судье имени младенца, если, конечно, оно у него вообще было, она звала его малыш, делая ударение на первом слоге.
