– Всё! – закричал я, отпихивая цинк и хватаясь за винтовку.
До меня дошло, что нас осталось четверо – мы с Сашкой, Эйно и Сергей Викентьевич. За деревьями что‑то кричал повелительный голос, потом ударил пулемёт – один, а следом другой, «максим» содрогнулся, в его щитке открылись сразу несколько рваных дыр. Сашка снимал с убитого мною гранатомётчика пистолет‑пулемёт. Я выстрелил точно в грудь перебегавшему солдату… Сергей Викентьевич, стоя на коленях, стрелял из нагана с вытянутой руки, потом поднёс оружие к виску, нажал спуск – и отбросил револьвер с перекошенным лицом, выстрела не было.
БУМ!
10
– Ты как, Борька?
Сашка держал мою голову на коленях. Я оттолкнулся и сел.
Мы сидели в телеге. Точнее – сидели Сергей Викентьевич, Эйно и Сашка, а я до последнего момента лежал. Возница похлопывал вожжами, слева, справа и сзади шагали с десяток полицаев – устало и молча. Я обнаружил, что изо всей одежды на мне остались одни штаны. Сашка, поймав мой растерянный взгляд, невесело усмехнулся:
– А как же… Тебя гранатой оглушило. Я к тебе – а тут сзади навалились. Нас четверых и взяли. Недолго мы на свободе пробыли.
Я промолчал, подумав, что между прежней несвободой и нынешней всё‑таки есть разница. Сейчас‑то я пленный. А точнее – бандит, потому что партизан считали бандитами. И я не удержал вопроса:
– И чего теперь?
– Теперь расстреляют или повесят, – буднично отозвался Сашка. – Если не извернёмся удрать… А ты здорово стреляешь, я видел. Раз – и тот только башкой дёрнул… Кольку жалко.
– Нас пожалеть надо. – выдавил я. Сашка подумал и кивнул:
– И то…
– Болтать‑то хватит, хватит болтать, – уныло пробурчал длинный полицай.
– А что? – Сашка огрызнулся. – Застрелишь, шкура? Давай…
– Да ладно, чего ты… – буркнул полицай. – Не надо болтать‑то…
– Мальчишки, – услышал я шёпот Сергея Викентьевича, – если удобное место увидите – прыгайте и бегите. Мы с Эйно их задержим. Сразу бегите, как увидите, что можно.
Я бы не испугался бежать, честно. Но тут было некуда. Я зло спросил в пространство:
– Кто мои колёса с…дил? Они же вам малы, пидарасам, – и подумал: «Господи, прости за ругань…»
– Мне в самый раз, – отозвался без обиды один, шедший сбоку. – Важные ботинки. А тебе что. Тебя всё равно шлёпнут. Лучше я буду носить, чем немцы.
– Да лучше чёрту, чем тебе, – искренне сказал я. – Хорошо вас кормят‑то хоть, шакалы? Или объедки позволяют подбирать?
– Лайся, лайся, – опять не обиделся он. Я пожелал:
