— Вот уже десятый год, как я воскрес, и тем временем мальчик мой вырос… Сначала мы высудили у соседей то, что у нас отняли, потом выстроили вот этот домик, а потом уж пошло и все остальное: и пасека и сад. Янек выучился пчеловодству у одного человека, который сам ездил учиться в столицу, как ухаживать за пчелами, а я его выучил столярному ремеслу.
Он широко повел вокруг рукой.
— Все это — работа рук наших: и забор, и вот это крылечко, и ульи. Когда нужно, берем на помощь поденщиков, но сами мы — и садовники, и пасечники, и столяры… В бедности иначе и быть не может, если человек заботится не об одном только пропитании, а хочет, чтоб и вокруг него все было хорошо.
Он засмеялся тихим грудным смехом и расправил сгорбленную спину. Но в этом человеке было что-то такое, что волною грусти или разочарования гасило всякую искру его веселья. Он снова наклонил голову, сгорбился и продолжал:
— Все это суетное и скоропреходящее. Не такими делами человек занимался, а все пошло прахом; не такими надеждами питался, а был отравлен… Все на свете, как струя в речке, проплывает мимо, как лист на дереве желтеет и сохнет…
Голос его становился все тише и монотоннее; можно было подумать, что это слова молитвы, которую он давно заучил наизусть, которую испокон века повторял сотни раз днем и ночью. Но он опять поднял голову и начал смотреть куда-то вдаль.
— У бога все равны, хотя одному суждено испытать на свете больше счастья, другому меньше. Может быть, всем этим — и домом и садом — будут пользоваться дети и внуки Яна. Потому-то каждому и дорого свое гнездо, а нам в особенности.
Тут взгляд его скользнул по лицу Юстины.
— Паны — дело совсем другое; они и в столицу ездят и в чужие края, веселятся, забавляются… А у нас что? У нас ни Парижа нет, ни театров, ни балов. Гнездо наше для нас — все… поэтому-то мы и держимся за него и руками и зубами.
Юстина опустила глаза. Она чувствовала себя далеко-далеко от Корчина, как будто в ином мире.
А на двор уже въезжал Ян на гнедом и вел на поводу Каштанку. Лошадки весело фыркали и стряхивали с себя капли воды. Ян соскочил с гнедого и через минуту кричал из глубины конюшни:
— Антолька! Антолька!
Из-под горы показалась девочка в короткой юбке, в розовой кофточке, босая, с коромыслом на плечах. Ее гибкая, стройная фигура сгибалась под тяжестью двух полных ведер.
— Что тебе? — отозвалась она тонким голосом.
— Нарви вишен, да поскорей только!
— На что?
— Гостью угощать… Посмотри-ка в сад, — прибавил он тише.
