Проснулась утром оттого, что меня опять душат. Не приятно от этого просыпаться. Собралась уже кричать, но из горла показался только сип и вернулся обратно к связкам. А потом проснулась опять. Эльф пытался осторожно перебинтовать шею. Нашел время!
— Не ругайся! Ты спишь уже больше двенадцати часов. Что прикажешь делать, ждать, когда ты через сутки соизволишь глаза открыть?
Федька сидел рядом, подавая вымоченные в воде широкие листья какого-то растения. После пребывания в жидкости листья становились склизкими и неприятными. Я чувствовала это даже сквозь перевязь ткани.
Меня заставили лежать, запретив подниматься, даже присесть нельзя было. А когда нельзя, так хочется. Когда Ниал покинул палатку, я решила повторить попытку, но Федор мягко и настойчиво уложил меня обратно. Самое неприятное, я даже обругать его не могла за подобную преданность. Во-первых, я была благодарна ему за заботу. А во-вторых, я не могла произнести ни слова, как ни старалась. Теперь не то, что сип, хрип не поддавался мне и отказывался прозвучать. Замечательно! Сходила, называется к гадалке! Какой черт меня дернул?
Я не боялась остаться немой. Была уверена, что голос вернется. Но неудобно потерять одну из врожденных способностей, что мы принимаем, как должное. Тем не менее, я радовалась новой отсрочке. Аланисс настаивала на том, чтобы я соблюла постельный режим хотя бы еще два дня. Она так и не осталась со мной наедине ни разу. Я видела в ее глазах страх. Чего она боялась больше, меня или того, что случилось, я понять не могла.
Но, была в этом карантине и приятная сторона, мы часами с Федькой играли в карты. Игра называлась "кабачок", правила вроде не сложные, но думать приходилось. Удача переходила от одного к другому, дружеской ничьей у нас так и не было. Ниал в карты играть отказывался, аргументируя это тем, что мы не вылезем из долгов (мы играли на орехи). Я бурно махала руками, пытаясь осмеять столь опрометчивое высказывание. Самое смешное было в том, что к этому моменту я научилась контролировать мысли и их было труднее прочитать, помимо ярко-эмоциональных. И именно в этот момент, когда я не могла говорить, это умение мне нужно было менее всего. Приходилось объяснять все буквально на пальцах.
Продолжить путь пришлось на следующее утро, не смотря на все запреты Аланисс. Она зашла ко мне на минутку, попрощаться. Держалась она на расстоянии, боялась повторения, наверное. Что ж, я ее понимаю. Поэтому я тоже не стала кидаться ей на шею с криком: "Родненькая, не отпускай меня!"
