Ночь была летняя и глубокая. Муза где-то долго бухала и решила сегодня высказать мне все, что думает о моем так называемом творчестве. Но это была необычная ночь. Я, как и последние несколько недель, проснулась ровно в три минуты четвертого (03:03) от странного сна. Сон снился мне еще в детстве, но сейчас он повторялся как по расписанию звонок в школе каждую ночь на протяжении восемнадцати дней.
Я стою у зеркала в ванной и вроде бы все, как и должно быть, но мое отражение уже и не мое вовсе. На меня из зеркала смотрит девушка очень похожая на меня. Но эти ненормальные ощущения не вызывают во мне страха, как будто так и должно быть — так раздвоение личности, ничего особенного. Я продолжаю умываться, приводить в порядок заспанное и распухшее лицо, а девица та, что в зеркале мне так энергично жестикулирует, губами шевелит, мол, обрати внимание на меня, я, что зря здесь три недели тусуюсь? Но я ее не слышу. Она продолжает уже более агрессивно, на зеркало с той стороны кидается, орет чего-то (по лицу видно), а я ей в ответ, не слышу, мол, ничего, и вообще, че пристала? Так мы и общаемся. В общем, ерунда какая-то. Я обычно просыпалась от этого сна, как по звонку будильника ровно в три минуты четвертого каждую ночь.
Сегодня же я творила свой шедевр. Шедевр, и никак иначе! Эту идею мы с Музой давненько носили в головах: вид на прекрасную долину с лесами, лугами, водопадами, чудесным, звенящим чистотой небом. Но мои наброски обычно были тусклыми, немыми и неживыми. Желание и умение что-то переделать из-за этого отпадали почти сразу, муза обзывалась, махала кулаками и бросалась угрозами больше никогда не возвращаться. Угрозы пустячные, прибежит, куда она денется? Эскизы постоянно откладывались в дальнюю папку, что бы глаза не мозолили, но потом опять доставались и просматривались, и обратно укладывались в папку. Каждый раз после такой встречи с ними мне было не по себе, я чувствовала себя бездарью и бесталанной. Муза меняла свой грозный вид на жалостливый, убеждая, что все круто и не фиг ныть. Художники не сдаются, а всего на всего напиваются до зеленых гномов и творят.
В общем, я никак не могла остановиться, это была какая-то художественная горячка. Я не успевала за мыслями и образами, то ускользающими, то ярко вспыхивающими. Наступил момент, когда кисть и мастихин сами свободно двигались по холсту, краски смешивались в оттенки (мне можно было вообще присесть на диванчик и наблюдать за ентим буйством), и воздух на холсте звенел от чистоты.
