Но недалеко он ушёл. Оказалось, он, как и я, тоже в облаке сидел, погоды ждал. Вижу я: ходит старичок под деревьями, бородёнку вверх задрал — высматривает. На голове треух — одно ухо вверх, другое опущено.
— Здравствуйте, — говорю. — Летом любуетесь?
— Вот ещё, — отвечает, — любуюсь! Зарубки свои потерял. И чайник ищу. А то — любуюсь. Здравствуйте! Да вот он, клятый! — обрадовался старичок.
И я увидел: на тёмном пихтовом стволе — белый затёс. У затёса на сучке — чайник. Да только затёс-то этот и чайник на высоте одноэтажного дома!
Посмотрел я на старичка очень внимательно. Серьёзный старичок. И уж конечно, лесовик: дранкокол либо углежог. Чего он меня дурачит?
А старичок как ни в чём не бывало:
— Я зимой по хребту шёл, пихты на дранку метил. Вот тут чай кипятил. Чайник на сучке забыл.
Только хотел я спросить: «Как же ты, мил человек, до такой высоты достал?» — как сам всё понял.
Все чудеса — из снега!
Намело его за зиму на хребет — в полдерева. Тогда старичок и прошёл — зарубки свои зарубил. И чайник на сучок повесил.
Пришла весна — стал снег оседать. Оседает быстро, да уж больно много его. Деревья из-под снега на глазах растут. И чайник вверх поднимается.
Южное солнце жжёт — не шутит. Стали набухать на ветвях почки. Потом лопнули почки. Как коконы лопнули, зелёные бабочки — листья — вылупились. Расправили бабочки зелёные крылья — зашумела листва. Птицы прилетели — запели. Лето сверху пришло. А понизу ещё зима. Снег. Растаять ещё не успел.
— Растает, — махнул рукой старичок. — Вот ещё!
И пошли мы с ним по зарубкам к дому. Чай кипятить да пить.
Свора псов ринулась на нас с лаем и воем. Собаки мчались от кочёвки, видневшейся на горе. Кочёвка — это сарайчики, сложенные из дикого камня. Летом в них живут колхозные чабаны. Трава в предгорье летом выгорает от зноя, и чабаны перегоняют стада овец и коз на прохладные горные луга. Перегонять и пасти стада помогают чабанам собаки.
Собачья свора развернулась в цепь. Впереди стаи мчал вожак — огромный пёс, жёлтый с чёрной головой. За ним на цепи волочился и подскакивал кол. Пёс выдернул его из земли.
На шее вожака ошейник из буйволиной кожи, утыканный железными крючьями — местное средство от волчьих зубов.
Стая собак весело неслась на нас. Весело, потому что псы, одуревшие от скуки, рады были вволю побрехать, поскакать и поскалить зубы на чужих людей.
Один вожак скакал молча. Молчание его было жутко.
Я первый раз в жизни видел такого урода. Один глаз его вытек. Зато второй горел с удвоенной яростью и злостью. Из-под разорванной губы, сросшейся бугристым рубцом, торчали белые мокрые клыки.
