Сверх того, заботливая опекунша научила ее петь несколько псалмов, вязать чулки, шить ровно, толковать сны, сушить травы, печь бабы, пряники, миндальное тесто и маковники и т. п. Пан Курдеш был убежден в глубине души своей, что этого за глаза довольно.
Света и людей решительно не знала бедная Франя; сквозь очарованный туман сказок и фантастических повестей смотрела она на свою будущность. В голове ее, как в сказке, ходили еще королевичи, бродили самые дикие золотые мечты. Просыпалась она веселой, засыпала спокойной, никакое огорчение не омрачало ее чела; не имела ли же она права сказать себе, что так должно быть, так будет всегда?
Франя была красивым семнадцатилетним ребенком; у нее были черные большие глаза, превосходные темные волосы, цвет лица несколько загорелый, но свежий; употребляя старинное сравнение, ее можно было назвать почкой розы; ротик у нее был крошечный, зубы белые и маленькие, рука и нога красивой формы; талию не затягивали ей, давая свободу расти и развиваться; ко всему этому надо прибавить бойкость, веселость, живость и невинное кокетство. Улыбка не сходила с ее лица, полного выражением кроткой доброты и вместе с тем решительности. Ничто не пугало ее, она не знала страха и, как настоящая дочь шляхтича, готова была наказать дерзкого своей ручкой, побороться с обстоятельствами и не уступать ни шагу неприятелю. Неистощимое богатство любви, самопожертвования, сострадания и мужества заключено было в ее чистой и спокойной душе, как зерно в богатой житнице на голодные года.
Любопытйая и беззаботная, с корзинкой на руке, вбежала на двор Франка с Бжозовской и с девчонками, и только показался у ворот уголок ее белого платьица, отец, забыв гостя, весь обратился к дочери. За ним и молодой человек с изысканной вежливостью поздоровался с веселой девушкой, которая, взглянув ему прямо в глаза, силилась отгадать, что бы нужно было этому необыкновенному посетителю?
— Вот и моя Франка! — воскликнул Курдеш. — Иди же, иди сюда, Франка, — прибавил он живо, — у нас гость. Ясновельможный граф Дендера так милостив к своему старому слуге, что через собственного сына приглашает меня на торжественное празднество. Франя улыбнулась весело и опять взглянула в глаза графу, который, конечно, не отвернулся и не смешался, а, перетолковав дурно и невинную смелость и кокетство, принял их как дань своему имени и наружности, а не как знак старопольской простоты и предупредительности.
