— Бедная, бедная Розмари… — Он не смеялся, наоборот, смотрел с нежным сочувствием.
Она лежала в его объятиях, и голова ее покоилась у него на плече. Он тихонько перебирал ее волосы, легонько поглаживал ее спину. Сквозь шелк сорочки она чувствовала тепло его тела, и пахло от него так хорошо каким-то свежим горьковатым лосьоном после бритья. С ним не страшны ни тьма, ни гром.
Он налил ей минеральной воды и вновь обнял. Она с благодарностью выпила весь стакан, но во рту у нее пересохло.
— Ну вот, — прошептал он, забирая у нее стакан. — Не бойся, гроза уже кончается. Может, тебе сделать горячего чаю? Или принести какое-нибудь лекарство?
— Нет! — вскрикнула Розмари. — Не уходи!
Она отчаянно цеплялась за рукав его рубашки. Он посмотрел ей в глаза внимательным долгим взглядом.
— Розмари, ты ведь знаешь, что нельзя.
— Нет, я не могу! — замотала головой Розмари. — Я боюсь! Этот сон! Я видела комнаты в доме, все пустые, и все чужие, а потом — тьма.
— Тебе нечего бояться. Комната рядом не пустая, там я, и если тебе будет страшно, я сразу же приду, только позови. Я оставлю свет, раз ты боишься темноты.
— Нет! — всхлипывала Розмари. — Не уходи. У меня сейчас сердце разорвется.
— Я чувствую, — тихо сказал Алекс. — Я чувствую твое сердце.
Его рука лежала на груди Розмари. Как она там оказалась?
Она вдруг задрожала, но уже не от страха.
— Почему ты хочешь уйти? — прошептала она.
— Потому что я дал обещание, — твердо сказал он. — Ты знаешь.
Он взял ее ладонь и поднес к губам. Нежно, медленно он поцеловал каждый палец.
— Я освобождаю тебя от твоего слова, — тихо, но так же твердо сказала Розмари.
Она откинулась на подушки, увлекая его за собой.
Он коснулся пальцами ее губ.
— Ты сама не знаешь, что говоришь… Сегодня, когда ты спала там, у моря, я смотрел на тебя и мечтал дотронуться до тебя. И сделать вот так…
Он спустил бретельки с ее плеч, обнажая грудь. Затуманенным взором долго смотрел на Розмари, а потом со стоном прильнул губами к ее груди. Она чувствовала его губы, потому что тело ее отзывалось на каждое их движение таким наслаждением, что это было похоже на боль. Груди ее налились и стали больше и тверже, а соски выступили маленькими твердыми бугорками.
С губ ее сорвался стон, она откинула голову, а тело ее изогнулось, требуя еще и еще. Он закрыл поцелуем ее рот, заглушая стоны, а руки его продолжали играть ее сосками, заставляя ее вскрикивать от страсти.
Гроза не прошла, ошеломленно подумала она. Она здесь, в этой комнате, и бушует, и бушует, и стремится разрушить все запреты, которые раньше сдерживали ее.
