— Ну так мы это, — начал было оправдываться Беда.
— Да пошли вы! — кинул в сердцах майор и вышел, хлопнув дверью.
Но это было вчера. Сегодня надо было уже что-то делать.
— Сержант!
Черепицын, чертыхаясь про себя, покорно возник в дверях.
— Слушай сюда. Давай-ка на послезавтра организуем предварительный экзамен. Это у нас какое число будет?
— 30-е, товарищ майор.
— Гммм… поздновато, — почесал затылок Бузунько, — А что делать? К завтрашнему нам никак не успеть. Ладно.
Дуй на почту и скажи, чтоб они там подготовили извещения для сбора в клубе. И быстро! Одна нога здесь, другая там. Надо как-то народ мобилизовывать, а то совсем распоясались.
— Слушаюсь, товарищ майор. Только это…
— Ну что еще?
— По форме что там писать-то?
— Что? Где? В извещениях, что ли?! У тебя есть своя голова на плечах?!
— Не могу знать, — ушел по привычке в глухую защиту Черепицын.
— Во-во, коли была бы, так знал бы. Ну мне что тебе, все на тарелочке выкладывать? Может, мне еще за тебя в рот положить и разжевать?
Сержант решил не лезть на рожон, тем более что ему еще со школы не нравилось выражение про «разжевывание». Когда учительница говорила ему подобное, он всегда с содроганием представлял, как она за него разжевывает еду, а потом выплевывает ее на тарелку, а он должен есть эту тошнотворную массу.
— Значит, пишем… эээ… прямым текстом про предварительный экзамен?
— Ну да, да, да!
— Слушаюсь, товарищ майор!
— Ты еще здесь? — хмуро полюбопытствовал Бузунько. — И не вздумай отвечать «не могу знать». Марш на почту! И вертайся быстрей, вишь, как все навалилось разом.
Через полчаса Черепицын уже сидел с Катькой на почте и пил водку, запивая ее обжигающим чаем.
— Как он там? — спросил участковый, кивнув на округлившийся Катькин живот, и опрокинул 50 грамм водки.
— С чего это ты взял, что это он? Может, она? — презрительно хмыкнула Катька.
— Ну она, — равнодушно пожал плечами Черепицын и, передернувшись от водки, отхлебнул из стакана горячей светло-коричневой жидкости.
«Пожимает плечами так же равнодушно, как Митя», — подумала с горечью Катька.
— Растет, — ответила она и вздохнула. — Дерется иногда.
— Это как? — удивился Черепицын, сплевывая прилипшие к языку чаинки.
— Ну что ты как болван? Ножками, ручками толкается. Вот как.
— А-а. А Митька что?
— А что Митька? Ему что я есть, что меня нет.
— Не хочет, значит, жениться.
— Значит, не хочет.
— М-да, — философски протянул Черепицын и снова налил себе водки. — Не хочешь немного? — предложил он Катьке водку.
