— Ну, это ты хватил, дядь Миш, — засомневался Валера. — Когда это было, чтоб прямо «вжик, и к стенке»?
— Было, было. Это сейчас все умными стали. А в мое время чекушку пришедшему налить — это милости просим. А вот чтоб такие шутки шутить да внаглую деньги требовать со старика — это извини-подвинься.
— Ну и позвонил бы Зимину. Чего ты из района-то «скорую» зовешь?
— Верно, дядя Миш, — поддержала Валеру Танька. — Он на то и фельдшер, чтоб тутошним помогать.
— Да… — замялся старик. — Не доверяю я ему.
— Чего это? — удивился Валера.
— Да я ему говорю: «Вот здесь, мол, ёкает. И здесь чавой-то блюмкает». А он меня вроде как пощупал и говорит такой: «Ничего у тебя нигде не ёкает и не блюмкает. А то, что бессонница — это возраст. Курить, пить бросай. Еще нас всех переживешь». Ну разве ж это диагноз? Я вас спрашиваю. Разве ж так можно со стариком-то? В мое время за такой диагноз знаешь что было? Вжик, и к стенке!
— Снова здорово!
— Тебе весело? — старик понизил голос до интимного шепота. — Вот ты лыбишься, а Зимин, может, врач-убийца.
Валера рассмеялся:
— Ты чего, дядь Миш, ужастиков насмотрелся?
— Щ-щ-щ-щ, — зашипел дядя Миша. — Слыхал про врачей-убийц?
— Ну.
— Вот он один из этих самых.
— Так то ж при Сталине было. Зимина еще и на свете-то не было. Горазд ты выдумывать, дядь Миш, — покачал головой Валера.
— При Сталине, — обиженно передразнил его дядя Миша. — А сейчас что, нет таких, что ли?
Логика старика поставила Валеру в тупик — уступать больному воображению дяди Миши ему было лень, но заявлять со стопроцентной уверенностью, что «таких» сейчас нет, тоже было бы, наверное, опрометчиво.
— Не, — замотал головой старик, обрадовавшись, что привел Валеру в замешательство. — К Зимину у меня доверия нуль. Эти гаврики из «скорой» по крайней мере вколют чего-то, я хоть сплю потом. А у этого зимой снега не допросишься. Да и вообще, — неопределенно, но многозначительно закончил он.
— Что вообще?
— А то, что кошка у него такая черная есть.
— Машка, что ли? Ну и что?
— А вот и то. Видал, как дорогу перебегает, зараза? Туды-сюды, туды-сюды. Спасу нет, хоть плюй, хоть крестись. Я ей и кричу, и палку в нее швыряю. А ей хоть бы что. Как будто меня не слышит, не видит. В мое время знаешь, что за такое было? Вжик, и к стенке!
— И кошку туда же?! — опешил Валера, потрясенный беспримерным гуманизмом времен дядьмишиной молодости.
Он представил кошку Машку, которая, понурив голову, на задних лапках идет на расстрел.
