— Почему вы так думаете? — удивлен Мак Рэд.
— Поживете-увидите… Слова и обещания не греют. Наши советские коллеги, применив потрясающий террор, сумели превратить русский народ в молчаливого сфинкса, способного только слушать. Вы послушайте только их передачи, — Краус обращает внимание соседей на доносящийся из громкоговорителя женский голос с приятной и вкрадчивой дикцией. Все трое слушают последние новости на английском языке.
«Верховный суд, исполняя волю трудящихся, приговорил к высшей мере наказания, презренных изменников родины и врагов народа… возглавляемых Бухариным, Рыковым и Пятаковым. Все обвиняемые признались в совершенных злодеяниях…»
— Этого я не понимаю, — бормочет Де-Форрест.
«Колхозники башкирской АССР, закончив сев колосовых, послали по этому поводу Приветственную телеграмму любимому вождю народов».
«В Сингапуре вспыхнули беспорядки туземцев, направленные против эксплоататоров и империалистов
— Как мне это надоело за четыре года! Хорошо только у «них» — везде плохо — таков лейтмотив передач. Поживете — увидите. Однако, вы тоже, кажется, подписали договор? Я вас видел в комиссариате тяжелой промышленности.
— Да, мы едем на «Металлургострой». Вы не знаете, где он находится? — интересуется Де-Форрест.
— Отлично. Мы попутчики и отправимся в Сибирь через три дня. Я специалист го строительству доменных печей.
— О, прекрасно, мистер Краус!
— Вы видели уже Москву? — спрашивает немец.
— Не совсем. Мы ждем переводчиц.
— Если желаете кое-что увидеть, избегайте переводчиц и провожатых. Вы тогда ничего не увидите. Желаете вместе посмотреть Москву 1937 года?
— О, да, да, да! — обрадовано отвечает Де-Форрест.
— Каждый год на коммунистическом зодиаке по своему чем-нибудь знаменит. Девятьсот тридцатый — началом колхозных экспериментов, девятьсот тридцать третий — потрясающим голодом, а настоящий — небывалым террором, — рассказывает словоохотливый Краус.
— Однако, господин Краус, как будто чем-то недоволен? — настороженно спрашивает Мак Рэд.
— О, нет, нет!… Это просто мои замечания, полученные на опыте, — заканчивает Краус своей любимой репликой, — поживете-увидите!
Три иностранца выходят из гостиницы и теряются в потоке спешащих людей. Большинство из них с серыми, усталыми, невыспавшимися лицами. Они плохо, безвкусно и бедно одетые и с откровенной завистью оглядывают добротные костюмы иностранцев.
— Не кажется ли тебе, Дуглас, что печать какого-то тяжелого бремени, лежит на их лицах и мешковатой одежде? — замечает Де-Форрест.
