Впрочем, я несколько отвлекся и нарушил логику своего выступления, в котором собирался «идти по нарастающей», от грубых, первозданных языков к языкам-шедеврам. Поэтому с вашего позволения вернусь к тому, о чем рассказывал, то есть к языкам «примитивным». Разумеется, языки нижних уровней иерархии в общем и целом схожи между собой, однако даже среди них наблюдается существенная разница, что вполне естественно: ведь понятие «языка» необозримо широко и вряд ли возможно исчерпать его до конца, во всяком случае в теории.
Хорошим примером языка примитивного, но стоящего в иерархии выше «животного», может послужить язык под названием «Невбош», то есть «Новая чепуха», созданный (и потом заброшенный) человеком, принадлежавшим к приверженцам «животного языка». Этот игровой язык, эта «новая чепуха», как мне кажется, не устарела до сих пор и по-прежнему претендует на роль средства общения (не будем забывать, что на нижних уровнях иерархии различиями между языками «группы арго» и «языками-творениями» допустимо пренебречь).
Признаюсь вам: я был одним из тех, кто говорил на невбоше. Мало того — я предавался тайному пороку (он был тайным, поскольку говорить на моем языке мне было не с кем) дольше своего сверстника, изобретателя невбоша. Правда, мое участие в этом «проекте» было не слишком значительным: я всего лишь пополнил словарь да слегка подправил орфографию. Как бы то ни было, невбош служил нам языком повседневного общения, даже с учетом того, что, во-первых, был он сложнее «животного языка», а во-вторых, игры играми, но еще нужно было и учиться — зубрить латынь, корпеть над математическими задачками; и все же мы писали друг другу письма на невбоше и сочиняли стишки и песенки. Не сочтите за преувеличение, но лексикон невбоша был гораздо обширнее словаря крымских готов, составленного Бусбеком. Целиком же мне вспоминается один-единственный связный фрагмент:
Dar fys ma vel gom со palt 'hoc
Pys go iskili far maino woc?
Pro si go fys do roc de
Do cat ym maino bocte
De volt fac soc ma taimful gyróc!
Ныне и словарь невбоша (если бы мне взбрело в голову составить его заново), и этот фрагмент, перевести который под силу разве что последнему «аборигену», то есть вашему покорному слуге, — кажутся грубоватыми; не грубыми, а именно грубоватыми. И я не стал их облагораживать. Но в них уже содержится пища для размышления. Конечно, это, по сути, не более чем сырой материал, не представляющий интереса для ученого сообщества. И все же я рискну задержать на нем ваше внимание, ибо, на мой взгляд, тут есть нечто общее с темой доклада, который вы благосклонно согласились выслушать.
