— Эта нахальная особа тоже хотела быть спасенной? Сердце у Хагедорна запрыгало: она уже ревнует, подумал он и сказал:
— Нет, у нее были другие планы. Она заявила, что мы молоды, цветущи и здоровы. Такое обязывает. Платонические предисловия следует свести до минимума.
— А что было с кошками?
— Несколько дней назад ко мне в дверь постучали. Я сказал: «Войдите!», так как думал, что это Эдуард. Но вошла госпожа Каспариус. Она улеглась на роскошный персидский ковер и стала играть с котятами. Потом пришел Эдуард, и она удалилась. Ее зовут Гортензией.
— Вот это да, — сказала Хильда. — Мне кажется, господин кандидат, за вами надо присматривать. Иначе вы наделаете глупостей.
Он безутешно кивнул.
— Но этого больше не повторится. Я хочу сказать, Эдуард присматривает за мной.
— Эдуард? — насмешливо спросила она. — Он недостаточно строг. Кроме того, эта задача не для мужчины!
— Как вы правы! — воскликнул он. — Но кто еще возьмет это на себя?
— Попробуйте-ка поместить объявление, — предложила она. — Требуется бонна!
— Няня-студентка, — поправил он добросовестно. — На полном пансионе. Ласковое обращение гарантировано.
— Вот именно! — разозлилась она. — Не моложе шестидесяти лет! С разрешением на ношение оружия!
Она сошла с дороги и затопала по снежной целине, ругаясь про себя. Он старался не отставать. Один раз Хильда обернулась.
— Что смеетесь! — крикнула она гневно. — Вы распутник! — И заспешила дальше.
— Сейчас же остановитесь! — приказал он.
В это мгновение она провалилась в снег по пояс. На ее лице отразился испуг. Она задрыгала ногами, но погрузилась еще глубже. Со стороны казалось, будто она тонет. Хагедорн поспешил на помощь.
— Хватайтесь за мою руку! — с тревогой сказал он. — Я вас вытащу!
Она замотала головой.
— Посмейте только! Я не из тех, кто просит, чтобы их спасали. — В ее глазах стояли слезы.
Но его уже нельзя было остановить. Он нагнулся, схватил ее, вытащил из занесенной снегом ямы, прижал к себе и поцеловал в губы.
— Негодяй! Каналья! Мошенник! Торговец женщинами! — едва не задохнувшись, выпалила она. И возвратила ему поцелуй. Без вычета. Сначала она молотила кулачками его по плечам. Потом кулачки разжались. Зато закрылись, постепенно, ее глаза. На ее длинных темных ресницах еще виднелись слезинки.
— Ну, как впечатления? — спросил Шульце, когда они вернулись.
— Это неописуемо, — ответил Хагедорн.
— Да, да, — согласился Кессельгут. — Глетчеры, перевалы, белые просторы — куда ни глянь! Никакими словами не выразишь.
