Около семи утра первые лыжники, громко топая, выходят из номеров. В коридорах стоит такой шум, словно маршируют колонны аквалангистов.
За завтраком не стихает гул разговоров и смех голодных здоровых людей. Кельнеры балансируют перегруженными подносами. Потом они тащат пакеты с ленчем для туристов, которые собираются вернуться с лыжных походов лишь к вечеру.
Сегодня директор Кюне снова отправляется в горы. Проходя в полной боевой готовности мимо швейцара, он сказал:
— Господин Польтер, проследите, чтобы этот Шульце не дурил! Это коварный тип. Мочки ушей у него прижатые. И позаботьтесь о миллионерчике!
— Как родной отец, — заявил Польтер серьезно. — Для Шульце я уж подыщу занятие. Чтобы не задирал нос.
Карл Отважный поглядел на барометр.
— Вернусь к обеду — сказал он и ушел.
— К обеду, так к обеду, — пробурчал швейцар и начал сортировать утреннюю почту.
Кессельгут сидел в ванне, когда постучали в дверь. Он не отозвался. Лицо было намылено. Вдобавок болела голова. Это от пьянства, сказал он себе и подставил затылок под холодную струю.
Тут дверь в ванную отворилась, вошел первобытный кудрявый житель гор.
— Доброго вам утра, — пожелал он. — Извините, пожалуйста. Я — Тони Гразвандер.
— Ничего не поделаешь, раз так, — сказал голый мужчина в ванне. — Как поживаете?
— Спасибо. Спрос есть — значит, хорошо.
— Рад за вас, — уверил его Кессельгут подкупающим тоном. — А в чем дело? Хотите потереть мне спину?
Антон Гразвандер пожал плечами.
— Можно, конечно. Собственно, я пришел для занятий по горным лыжам.
— Ах, вот что! — воскликнул Кессельгут.
Он высунул ногу из воды, обработал ее щеткой с мылом и спросил:
— А нельзя ли подождать с лыжами, пока я не высохну?
— Рlease, Sir, — сказал Тони, как международный инструктор лыжного спорта. — Подожду вас внизу, в холле. Я принес вам пару лыж. Ясеневые, первый сорт. — И он вышел.
Нарушен был и утренний сон Хагедорна. Ему приснилось, что кто-то его тормошит, и он обиженно передвинулся на другую сторону широкой кровати. Но этот «кто-то» не оставил его в покое. Обойдя вокруг кровати, он откинул стеганое одеяло, стянул с Хагедорна пижаму, вылил из пузырька холодное жидкое масло на спину лауреата и начал ее мять и пошлепывать огромными ручищами.
— Перестаньте, ну вас! — пробормотал Хагедорн, пытаясь ухватить край одеяла. Потом вдруг засмеялся и воскликнул: — Не надо щекотать! — Наконец, слегка очнувшись, он повернул голову, увидел рослого мужчину в рубашке с засученными рукавами и сердито спросил:
