Наконец туловище было готово. Пыхтя, они подняли его на снежный постамент. Это удалось без особых происшествий. Правда, Кессельгут не устоял на ногах.
— Боже мой! Дорогой смокинг! — воскликнул он.
Но больше уже о нем не тревожился. Когда взрослые мужчины что-то задумали сделать, они этого добиваются. Даже в смокинге.
Настал черед головы. Ее посадили на туловище. После этого они благоговейно отступили на несколько шагов и полюбовались своим творением.
— У него, к сожалению, голова яйцом, — констатировал Шульце.
— Не беда, — сказал Хагедорн. — Назовем его просто Казимиром. С таким именем можно иметь такую голову.
Возражений не было.
Шульце вынул перочинный ножик и хотел было срезать пуговицы с фиолетового пиджака, чтобы украсить ими снежный живот Казимира. Но Кессельгут остановил его, сказав, что этого нельзя делать ни в коем случае. Хагедорн взял у Шульце ножик, срезал несколько еловых веток и украсил ими грудь Казимира так, что он стал похож на гусара-гвардейца.
— А руки у него будут? — спросил Кессельгут.
— О нет, — сказал Хагедорн. — Казимир — это торс! Они занялись его лицом. В качестве носа приладили спичечный коробок. Рот изобразили двумя короткими сучками. А для глаз использовали кусочки коры. Кессельгут критически заметил:
— Казимиру нужен кивер — прикрыть лысину.
— Вы ужасный натуралист, — возмутился Шульце. — Если бы вы были ваятелем, то надевали бы парики на скульптуры!
— Завтра утром раздобуду на кухне ведерко из-под джема, — пообещал Хагедорн. — Напялим его на нашего любимца. Дужка сойдет за подбородный ремешок.
Предложение было одобрено.
— Казимир — красивый, импозантный мужчина, — с восхищением сказал Шульце.
— Еще бы! — воскликнул Кессельгут. — У него же трое отцов!
— Несомненно, он один из наиболее значительных снеговиков, когда-либо живших на свете, — сказал Хагедорн. — Это мое глубокое убеждение.
— Спокойной ночи, Казимир! — крикнули они хором и услышали в ответ:
— Спокойной ночи, господа.
Но это был не снеговик, а жилец отеля на втором этаже, который из-за их шумной возни не мог заснуть. Он с грохотом захлопнул окно.
Трое отцов Казимира на цыпочках вошли в здание.
Шульце улегся спать в своем драповом пальто. Глядя на слуховое окно, он довольно улыбнулся.
— Старый Тоблер мерзнет, но не сдается! — сказал он и задремал.
Вскоре заснул и Хагедорн. Правда, сначала ему мешала элегантная обстановка и теплый кирпич. Однако, что касалось сна, у него был на то природный талант, который проявился и в Брукбойрене.
