Господин Иоганн Кессельгут, который, прикрывшись газетой, наблюдал за ними, был изумлен. Потом он начал строить план действий. И наконец поднялся в лифте на третий этаж, чтобы обследовать свой номер с ванной и балконом и распаковать чемоданы.
Дабы новые костюмы не помялись.
Когда Кюне и Польтер после военного совета вышли в холл, оба лауреата все еще сидели на промокшей ветхой корзине и воодушевленно беседовали. Швейцар окаменел и придержал директора за смокинг.
— Вот! — выдохнул он. — Полюбуйтесь-ка! Наш замаскированный миллионер с господином Шульце. Ну прямо памятник! Как Гете с Шиллером!
— Убиться можно! — выдохнул Карл Отважный. — Этого только нам не хватало! Я отведу Шульце в свободную комнату для горничной. А вы намекните миллионерчику, мол, нам очень неловко за то, что ему пришлось, как нарочно, в нашем отеле общаться с каким-то замухрышкой и что мы не можем просто так выгнать Шульце. Может, завтра или послезавтра сам догадается выехать. Надеюсь! Иначе распугает всех наших постоянных гостей.
— Господин кандидат Хагедорн еще ребенок, — сказал швейцар строгим тоном. — Фройляйн, которая звонила из Берлина, была права. Уберите поскорее Шульце с поля зрения! До того, как люди выйдут из столовой.
Они подошли поближе.
— Добро пожаловать! — сказал директор Кюне господину Шульце. — Позвольте, я покажу вам ваш номер.
Оба лауреата поднялись. Шульце взял корзину. Хагедорн приветливо посмотрел на собеседника.
— Дорогой господин Шульце, я еще увижу вас?
— Господин Шульце, наверное, устал с дороги, — вмешался директор.
— Тут вы здорово ошиблись, — ответил Шульце. А первому лауреату сказал: — Дорогой Хагедорн, мы еще увидимся. — И последовал за директором к лифту.
Швейцар, вложив в свой взгляд как можно больше отеческого тепла, сказал молодому человеку:
— Извините, господин кандидат! Нам очень жаль, что именно этот приезжий был первым, с кем вы познакомились.
— А мне нисколько, — ответил Хагедорн, не совсем понимая, о чем речь.
— Господин Шульце, если позволите заметить, не вписывается в здешнее окружение.
— Я тоже не вписываюсь, — ответил молодой человек.
Дядюшка Польтер ухмыльнулся:
— Понимаю, понимаю…
— Да, вот еще, — сказал Хагедорн. — У вас что, во всех номерах животные? — Он положил на стойку руки ладонями вниз. На них были видны царапины и красные пятна.
— Животные? — швейцар остолбенело смотрел на исцарапанные руки. — В нашем отеле нет животных.
— Вы меня, очевидно, не поняли, — сказал Хагедорн. — Я говорю о кошках.
