Итак, начнем с того, что говорят об этом сами мистики. Первое, что бросается в глаза при анализе их описаний жизни в единении , – это настойчивое повторение в них ассоциативно-символических рядов двух типов. О том, сколь велик риск неправильного толкования обеих разновидностей, свидетельствуют многочисленные критические выпады предвзятых исследователей, для которых любые явления по ведомству мистицизма – нечто заведомо подозрительное и предосудительное. Мы уже знакомы с символикой, которая используется созерцателями и вообще теми, кто благодаря своему складу натуры склонны к экстатическим переживаниям. По аналогии с этим, описания жизни в единении также можно разделить на свидетельства метафизиков-трансценденталистов и свидетельства мистиков от природы, то есть впечатлительных и чутких ко всему необычному натур с эмоциональным темпераментом. Уже одно это обстоятельство может при поверхностном рассмотрении создать видимость противоречия.
(1) Мистик-метафизик, для которого Абсолют является безличностным уже в силу своей трансцендентности, описывает окончательное постижение Абсолюта как обожение , то есть полное преображение души в Боге. (2) Напротив, тот мистик, для которого именно сокровенное личное общение с Абсолютом стало основным средством постижения Реальности, говорит о совершенном и непреходящем достижении этого единения как о духовном бракосочетании души с Богом. Очевидно, что и тот и другой образ представляют собой аллегории возможных модусов проявления природы души как изначально целостной, то есть обладающей тем единством с Абсолютом, которое постигается скорее чувством или интуицией, нежели рассудочным анализом. Поэтому их описания в лучшем случае имеют такое же отношение к неизреченному переживанию единения , какое наши невразумительные теории и домыслы относительно происхождения жизни и ее назначении имеют к миру живой природы. Как бы то ни было, эти описания подлежат изучению, однако следует иметь в виду, что их подлинный смысл будет скрыт от нас до тех пор, пока мы не изучим жизнь, которую они пытаются объяснить.
Итак, выбор описания духовного опыта в терминах обожения или же в терминах духовного бракосочетания в решающей степени зависит от темперамента того, кто излагает этот опыт, то есть скорее субъективен, чем объективен. Такие односторонне ориентированные описания единения прежде всего фиксируют удивление их авторов по поводу радикальности перемен, происходящих с индивидуальностью мистика – трансмутации "соли, серы и ртути" в Духовное Золото, – тогда как с другой стороны эти описания отражают единение в экстазе любви с ее Объектом. Следовательно, посредством выявления общих черт этих аллегорических толкований мы, вероятно, сможем приблизиться к пониманию той абсолютной реальности, которую мистики пытаются запечатлеть.
