Когда он поцеловал ее грудь, она застонала, вонзила ногти ему в спину, выгнулась под ним, соблазняя… маня…
Он приподнял голову, чтобы взглянуть на нее, – и она тут же замерла от стыда за то, что с такой легкостью отвечает на его ласки.
Она ведь не девочка уже, а женщина. Более того – женщина, выносившая ребенка. Его ребенка.
Его ладони обхватили ее талию, темная голова склонилась над ней. Лейси как будто ударило током, когда он, спустившись чуть ниже, сжал руками бедра, уткнулся лицом ей в живот и хрипло, с мукой в голосе проговорил:
– Мое дитя. Ты носила моего ребенка. Даже теперь, даже зная правду, я боюсь, что это сон, что я проснусь и пойму… – Голос стал глуше, и она почувствовала горячую влагу на коже. – Ты знаешь, что это значит для меня? Через столько лет обнаружить… после того как я решил, что никогда…
Лейси инстинктивно потянулась к нему, прижала к себе, шепча слова утешения, как когда-то маленькой Джессике. Она гладила густые темные волосы, а потом он принялся покрывать ее тело безумными поцелуями, и она отдалась во власть чудесных ощущений…
Сколько раз за время беременности она плакала, тоскуя по этой близости, этой разделенной на двоих радости за будущее дитя? Сколько раз ей грезилась эта нежность?
– Все эти годы… я все еще не могу поверить.
Рука его дотронулась до ее бедра, погладила шелковую поверхность изнутри, губы проложили дорожку от живота вниз, нежность исчезла, уступив место мужской властной требовательности, которая заставила ее сжаться и сделать попытку оттолкнуть его. Интимность его ласк усилила панику Лейси: она понимала, что, позволив себе окунуться в наслаждения, которые обещали эти ласки, она не сможет отказаться от них.
Но уже рот его целовал ее бедра, уже его руки притягивали ее, приподнимали; уже ее тело дрожало от предвкушения, ожидания, от воспоминаний о той радости, что он мог ей подарить.
Из чувства самосохранения Лейси все-таки попыталась остановить его, но Льюис ей не позволил, лишь теснее прижав к себе. Его ласки доводили ее до безумия, и она уже больше не отталкивала его, а, наоборот, задвигалась под ним, купаясь в волнах сладостного наслаждения, которое он ей доставлял. Ее страх, что он увидит ее распутную страсть к нему, растаял, когда чувственная зыбь ощущений, все нарастая и ширясь, взорвалась наконец шквалом освобождения. Но этот поток, который должен был бы принести удовлетворение и усталость, казалось, лишь распалил ее желание почувствовать его плоть внутри своей, вызвал из глубин древнейший из импульсов единения.
