– К черту-дьяволу! – отозвался я.
Он вздохнул, зачем-то одернул свой безукоризненный пиджак и ушел, раскуривая новую сигару. Мавр сделал свое дело…
Занимающихся в зале было не густо. Парочка взмыленных рукопашников, одинаковых с лица, неутомимо тузила друг друга в квадрате боксерского ринга. Несколько человек деловито нагружали платформу для жима ногами совершенно потрясающим количеством «блинов». Да в дальнем углу прыгал на скакалочке жилистый паренек.
Среди «качков» своим ростом и габаритами выделялся один, заросший косматым волосом по самые глаза. Его, вполне, по-моему, небезосновательно, я и принял за Бородача. Пока я пробирался через бурелом тренажеров, здоровяк успел пристроиться под гору железа, нагроможденного специально для него. К моему изумлению, наверх вдобавок к «блинам» запрыгнул нехлипкий молодой человек, устроился поудобнее и скомандовал:
– Давай!
Бородатый гигант громогласно ухнул и выпрямил ноги. Платформа подпрыгнула! Потом еще и еще. Я насчитал двадцать повторений – и это с весом, никак не меньшим, чем четыреста килограммов!
«Стероиды, – подумал я, – и в страшных количествах. Как поживает твоя печеночка, дружок?»
Человек-домкрат выполз из-под груза и заявил:
– Мало! Накинь еще полтинник!
Напарники бросились «накидывать», а я бочком-бочком подошел к нему.
– Бог в помощь!
– Пока сам справляюсь, – спокойно заверил он, искоса взглянув на меня.
«Гляди, грыжу не заработай», – подумал я и осведомился:
– Ты, наверное, Бородач?
Он хохотнул:
– Еще один обознался! Нет, братишка, ошибочка вышла.
– Что, Паха, опять тебя за Бородача приняли? – поинтересовался один из «грузчиков». Тот, что гарцевал на платформе во время рекордных жимов.
– Ну, блин! И, главное, блин, никак не пойму из-за чего? – Здоровяк ласково погладил свою взлохмаченную наличную растительность. – Бородач – вон! – Паха показал на жилистого малого, обосновавшегося в дальнем углу.
Я кивнул и направился к нему.
Парень был не так молод, как казалось издали. За тридцать, думаю, ему перевалило отнюдь не вчера. Абсолютно лысый, с чисто выбритым лицом и «гитлеровскими» усиками, с множеством цветных татуировок, густо обвивших обнаженные руки и торс. Он расположился между двумя стульями в глубочайшем продольном шпагате – задница его почти касалась пола. Татуировки отличались великолепным качеством исполнения и изображали исключительно геральдических хищных птиц. От родимой двухголовой до мотоциклетной «харлам-давыдовской». Присутствовал даже нацистский орел, правда, подвергнутый некоторой цензуре. Вместо свастики сжимал он своими когтистыми лапами ухмыляющийся череп в косо нахлобученной рогатой каске.
