Как-то привезли бочонок спирта, а выпивать боятся. Я, к счастью, не участвовал в этом деле. Идет военфельдшер. Ему говорят: «Попробуй». Попробовал. «Можно, ребята». Двое погибло, пятеро ослепло, остальных еле откачали. Отравление метиловым спиртом…
— Как относились к потерям?
— Удивительное создание человек — ко всему привыкает. Вот у меня друг был. Спать ложишься, когда холодно, шинелью накроешься, прижмешься друг к другу, чтобы теплее было. Чтобы табачком не поделиться или письмо, полученное из дома, вслух не прочитать?! Такого быть не могло! И вдруг возвращаюсь с какого-то задания: «Лешку не видел?» — «Лешка накрылся… На фугас налетел». На следующий день не то что забыл, а успокоился. Вроде как в порядке вещей. Перед боем понимаешь, что тебя могут убить. Письма или там кобуру (с кобурой в бой не пойдешь — будешь выскакивать, зацепишься. Наган за пояс или в карман. Кобура у меня была хорошая, кожаная, а не обычная брезентовая — жалко) отдавали комсоргу батальона Прибыткову, молодому парнишке, на хранение: «На. Я пока еду, потом отдашь». Перед боем еще адресами обменивались, чтобы написали, если что… Вроде и понимаешь, что убить могут, а бывало очень страшно. Приказ: «Наступление 12.00». Сидишь в танке, танк закрыт. Осталось 5 минут — начинает брать дрожь, четыре минуты, три минуты — уже зубы стучат, коленки дрожат, как у самого последнего труса. Главное, не показать это экипажу. Трешь подбородок, как будто он у тебя чешется, чтобы не показать, что у тебя губы дрожат. Как только пошли в бой, как-то страх проходит. Голова холодная. Прекрасно все рассчитываешь, и все мысли только о том, как бы только не пропустить опасность, где побыстрее проскочить, где помедленнее, где вправо, где влево, каким снарядом — осколочным или фугасным. Короче, работаешь. Или вот движется колонна в наступление. Знаем, что дорога минирована, а разминировать было некогда, надо двигаться. Головные танки менялись через каждые 15 минут. И вот наступает твоя очередь. Думаешь: «Елки-палки, те прошли, а повезет ли мне?» А потом пятнадцать минут колоссального напряжения. Повезет — не повезет…
— Женщины на войне нужны?
— Без них не обойдешься. Меня выходили две сестрички. Видимо, от потери крови, я совсем потерял аппетит. Не было никакого желания есть. И эти две сядут: «Гришенька, хоть ложечку съешь». А я не могу — отвращение к еде. Сколько они со мной мучились, буквально слезы у них на глазах. Потом одна из них принесла чеснок. Немножко поел его, и сразу проснулся аппетит.
