Собиратель древностей | страница 4
— Привет! — говорит Люси и садится рядом.
— Два кофе! — радостно кричу я Джиму.
Он делает умоляющие глаза — не хватало, чтобы среди посетителей затесался какой-нибудь правительственный агент или того хуже — таможенник.
Мне делается весело. Я люблю Люси. Но она об этом не знает. Пахнет от нее умопомрачительно — мылом и еще чем-то, отчего мне хочется взять ее за руки.
Она говорит:
— Я искала тебя…
Боже, как быстро разносятся слухи. Не успел я разбогатеть, как на шелест бумажек слетаются все мои приятельницы.
— Начнем все сначала? — улыбаюсь я ей.
Я знаю, что на моих щеках седая щетина, а вокруг глаз морщины. Но это не делает меня стариком. Человек — существо парное. Он создан для любви в любом возрасте.
— Понимаешь… — надувает губки Люси, — сегодня я люблю Гарри…
— Гарри Донегана?
Гарри Донеган по кличке Разборной, потому что у него искусственная челюсть и вставной глаз.
Я делаю вид, что удивлен. Мне нужно удержать Люси любым путем, потому что в ее присутствии я становлюсь тем, кем был когда-то — веселым, бесшабашным парнем, которому принадлежит весь мир.
— Он не то, что ты думаешь… — заверяет она меня и улыбается.
На самом деле, Разборной Гарри — мелкий сутенер. Всех своих приятельниц он рано или поздно выставляет на панель. И все они его любят до безумия.
— Пожалуйста, — вскидываю я руки, испугавшись, что Люси уйдет. — Ты большая девочка и знаешь, что делаешь.
— Ну… не будь таким занудой… — просит она. — Гарри отличный парень. Мне с ним весело. Но сегодня он на мели.
Она притрагивается к моей руке. Меня словно током дергает.
— Ага, — понимаю я, едва справляясь с собой. — Значит, деньги для него?!
Она молча сопит, но не уходит.
Люси — полукореянка, полушведка. Она даже не знает, как попала в Америку. Наверное, подкидыш. У нее смуглое, гладкое лицо, черные, прямые волосы и раскосые глаза. Когда-то мне с ней было очень хорошо. С тех пор прошло два года. Молодость быстро забывает прошлое.
— Асемчейт, что обратилась ко мне, — говорю я с горечью.
Она широко раскрывает глаза и чмокает меня в щеку. В обычной жизни я не склонен к мелодраме. Как-то само собой вырвалось. И дело не в моем желании, чтобы она осталась. Дело в том, что мне грустно.
— Ты все помнишь? — удивляется она и заставляет мое сердце колотиться сильнее.
Когда-то Люси учила меня корейскому, поэтому я выкладываю с трагическим вздохом:
— О, айчу!
— Да будет тебе, — успокаивает она меня не менее искренно и трагично.
В этот момент рядом плюхается малец.