формы». Разумеется, никто не «сгорает» и даже не «озаряется ослепительным сиянием». Скорее всего, наши зрительные рецепторы при помощи «света» или «огня» транслируют полученный от трансформанта импульс энергии. Этот импульс необычно силен, плотен, и выходит за рамки перцептивного диапазона, с которым привык работать тональ. Таким образом, мы имеем дело с психофизиологической реакцией зрительного органа. Возбужденные энергетической атакой рецепторы сетчатки демонстрируют нашему сознанию «вспышку яркого света».
Иное обычный наблюдатель увидеть не в состоянии. Он видит, как шаман или другой последователь нагуализма «сгорает в огне изнутри».
Я не стану подробно описывать метафизику нагуализма. В трудах К. Кастанеды можно обнаружить труднообъяснимые концепты «эманация», «воля», «намерение», мн. др., а также понятия скорее мифологические либо непостижимые: Орел, история происхождения первого отряда нагваля, загадочные светящиеся олени, «союзники», «лазутчики», даже зловещие «voladores».
Поэтому мы остановимся исключительно на философском и психологическом ядре нагуалистского учения.
Я уже упоминал, что оппозиция тональ — нагуаль не может не вызывать ассоциаций с кантовским учением о «вещи-в-себе». Ассоциации эти отнюдь не формальны, в них скрывается значительный массив месоамериканских идей, касающихся познавательных возможностей человека в явленном ему мире.
Разумеется, американисты, страдающие европейским высокомерием, никогда не сравнивали «примитивные» идеи американских индейцев и наследие великого Канта. Тем не менее, непредвзятый специалист обратит внимание на то, что нагуаль (не только в изложении Кастанеды, но и во всяком обширном исследовании культов американских аборигенов) в той или иной форме представляет собой Запредельное — то, что пребывает по ту сторону человеческого восприятия и опыта, основанного на этом восприятии. Нагуаль — не что иное как трансценденталия, согласно кантовской терминологии. Его природа и его сила — всегда вовне, и не имеет значения, от какого мира мы отталкиваемся: от мира глобальной технократической цивилизации или от мира, существующего в наивном воображении месоа-мериканского индейца.
Особенно важно заметить то, что нагуаль находится вне восприятия, внимания и прочих высших психических функций. И напротив, получить некоторые фрагментарные представления о нагуале мы можем с помощью того же восприятия и произвольного внимания. Отсюда вытекает весьма важный вывод:
